Падение в реку Карцер. Дмитрий Геннадиевич Федюшин

что от меня требуется – это просто расслабиться и насладиться «данными мне возможностями»?

      – Женя, давай по второй, – нарушил тишину Виктор.

      Я налил нам обоим, поднял бокал и произнес:

      – За обращение.

      – Что-что?

      – За то, чтобы перед смертью мы обратились в тех, кем хотим быть.

      – А-а, – понимающе кивнул собеседник. – Здесь ты можешь быть, кем захочешь.

      Я выпил, вторая порция показалась насыщенней первой.

      – Кем захочешь – это да, но я имею ввиду, чтобы стать самим собой. Хотя бы перед смертью, – сказал я.

      Виктор откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Снисходительно улыбнулся, во взгляде сквозило пренебрежением.

      – Ага, опять эти тщеславные мысли, – сказал он. – Бежать в будущее от теперешнего, стремиться к новым, наивным версиям себя. Эти иллюзии так чисты и прекрасны в своей дальней перспективе. Но все это от неспособности принять действительность.

      Я опешил.

      – Мне кажется, ты вообще не понял, о чем я говорил, – промолвил я, все еще держа в руке пустой бокал.

      – Да нет, все я отлично понял, – сказал Виктор и продолжил мягко, будто пытался втолковать что-то туповатому ученику. – Вот ты говоришь, что хочешь стать самим собой, кто-то жаждет стать новым я, улучшенной версией себя. Твой вариант поинтересней, но, по сути, они – одно и то же. Основа тут в самом стремлении, как неотъемлемой части человеческой сущности. В этом побеге в будущее, желании лучшей жизни и воздушных замков. Но разве сейчас передо мной сидишь не сам ты – со всеми своими изъянами и слабостями, несовершенством и парадоксами натуры? Это же и есть ты – настоящий, здесь, в этот момент… Или ты думаешь, что все эти наслоения – притворство, несоответствия – лишь шелуха, а истинный ты, словно эмбрион в банке, законсервирован где-то в глубине тебя и ждет удобного случая, чтобы показаться?! Чушь это все! В любой момент жизни мы являемся самими собой. И все наши недостатки, странности и противоречия – это и есть наша целостность, но без идеализирования. А принятие себя во всей многогранности ведет к непосредственному принятию реальности, к принятию «теперь». И тогда становятся необязательными воздушные замки будущего.

      Виктор замолчал. Я удивился, как ему удалось говорить так ровно и слаженно, при этом не теряя высокопарность речи. В определенный момент во мне начала подыматься злость. Неужели этот парень решил меня жизни учить? А он немногим старше меня. Но я дал ему закончить и теперь не мог ничего сказать. В его словах был смысл. Принятие – вот, что мне сейчас нужно, все остальное уже неважно.

      – Ты что какой-то профессор? – спросил я.

      Вопрос прозвучал довольно грубо, хотя у меня уже пропал воинственный настрой.

      – Да. Я был преподавателем истории в университете. – Он сложил ладони домиком на коленях, под стать своего образа.

      Я налил нам еще коньяку.

      – Как же так получилось, что ты оказался здесь? – спросил я, подавая ему бокал.

      Мой