Под солнцем и богом. Хаим Калин

коварства. Может, банальное верхоглядство молодости или неизбывная вера в силу женских чар, присущая всем зазнобам? Тоже не похоже… Хотя бы потому, что в Польше без паспорта и книгу в библиотеке не получишь, ей же приспичило в страну, раздираемую национальной рознью, где на каждом шагу блокпосты. Неужели так глупа? Но, скорее всего, по иному… Пусть Польша не Союз, цитадель воинствующего изоляционизма, где, захоти увидеть мир, дожидайся ближайшего выпуска «Клуба кинопутешествий», многое ли Барбаре довелось изведать в ее годы? Если по максимуму, то очереди на таможнях соцстран, унизительные досмотры и Злата Прага мельком за окнами автобуса. А по факту: унылую череду месяцев и лет, разнящихся лишь мерой опустения полок в магазинах, напористостью лжи властей и превращением «Выборовой» в единственную достопримечательность страны. Да и говорила: «Накопить деньжат и хворобы в Африке – предел мечтаний». Ладно, от Габороне до границы рукой подать. Доехав, займу очередь на проверку. Затем выйду – якобы согласовать проезд – и, вернувшись, «обрадую»: «На КПП двойной контроль. Чуть ли не каждого к проктологу. Видать, случилось что-то. Обещали в следующий раз».

      Тут Шабтай запнулся и застыл на размякших в глинозем ногах. Опираясь о спинку кровати, медленно опустился на матрас.

      Ощутив зуботычину немотивированного страха, Шабтай обмер, после чего мелко затрусил в прошлое, но недалекое – четырехмесячной давности.

      Он вновь, словно воочию, увидел восточно-берлинского контроллера на КПП «Чарли», открывшего его израильский паспорт и тотчас рявкнувшего «Выходи!», вздрогнул от холода наручников, надетых лишь за то, что виза в ГДР отсутствовала, скукожился от сыпи, которую разлил по коже лай немецких овчарок, как предвестие беды, впитанное его народом с кровью, позеленел от бабского отчаяния, прихватывающего в одиночке, куда был мгновенно препровожден, вспомнил многочасовый допрос и колкости дознавателей на его идиш, перелицованный по ходу дела в корявый Deutsch, как твердил дознавателям, не переставая: «Должны встретить» – «Кто?» – «Они» – «Кто они?» – «Те, кто должны», как корил себя, скрипя зубами: «На что рассчитывал: с дубьем этим на Wall street?», как спустя сутки по финской тройке и простоватому прищуру вычислил того, кто «должен был», как бросил на «того» остервенелый взгляд, дескать, «Вытаскивай – надоело!», как обезличенно «тот» взглянул в ответ, заставив усомниться – «Он ли?», как, подустав от шаблона слога и столярки лиц и тел, выпалил бошам: «Зови!» – «Кого?» – «Консула!» – «Какого?» «Голландского»* и как дождался наконец: «Не Кнессет здесь, служивый» – от «того», на лишь им двоим понятном языке.

      Вскоре, отобрав одежду и заставив переодеться во все новое, гедеэровцы выставили Шабтая из КПП вон, не сделав даже в паспорте отметку.

      «Тот» стоял у входа и, судя по олимпийскому спокойствию, терпеливо его дожидался. По-свойски махнул рукой, приглашая в стоявший рядом «Трабант».