Под солнцем и богом. Хаим Калин

не бывало, а о былой неприступности напоминал лишь крутой лоб.

      Без всякой позы или игры Барбара взирала на Шабтая как человек, обретший полную гармонию с миром, позабыв, хотя бы на время, о заскорузлом коде его условностей. Взгляд струил умиротворенность и какую-то первозданную доброту. Казалось, эта женщина явилась в этот день, чтобы кого-то осчастливить или одарить светлячком, который очень долго, возможно, всю жизнь, будет блуждать в каньоне разума, очерчивая вечный, хоть и непреодолимый маршрут к звездам.

      Какие-то молоточки уже вовсю стучали внутри, взывая к действию, но Шабтай все смотрел и смотрел на ее похорошевшее, освеженное от следов возлияния лицо, где трогательно выделялась мокрая прядь волос, и безотчетно млел.

      С той же непринужденностью, с которой пассия явила себя у входа, не дождавшись приглашения, прошла к кровати. Поправив юбку, скромно приземлилась на кромку – другого места усесться в комнате не было.

      Между тем вскоре некоторой непоседливостью стала транслировать: зачем я здесь – играть в молчанку?

      Величие женщины в том, что Творцом ей даровано архиважное для человеческого общежития свойство – непосредственность, чем не могут похвастаться большинство мужчин, создания глубоко закомплексованные. Для красоток эта закономерность уместна лишь отчасти, но все же не настолько, чтобы их отпачковать.

      – Наверное, ты не рад мне… Или от моих друзей оттаять не можешь? – поддела разговор Барбара.

      – Да нет же! – прорвало Шабтая наконец.

      – Заговорил…

      – Ты словно тайфун из прошлого! – призвал пафос ухажер.

      – Ого! – изумилась пассия.

      – Напомнила куплет из красивой песни! – следовал по тропинке метафор Шабтай, давно протоптанной…

      – Веселый или грустный? – взыграло любопытство.

      – И то и другое…

      – А я лучше или хуже?

      – Конечно, лучше!

      – Хм… и где же это было?

      – В Ковно, Литва.

      – Тогда… ты из Звёндзак Радецки!* Ах, вот откуда твой польский – Литва, значит.* Русских я здесь, правда, не встречала… – Барбара задумалась.

      – Есть немного, в посольстве.

      – Ты из посольства?

      – Я из Израиля, эмигрировал туда из Литвы… – пряча глаза, робко молвил Шабтай.

      Барбара, точно в раздражении, поерзала на кровати. Приладив прическу, как бы про себя заговорила:

      – Надо же… А хотя… в девятом классе у нас треть учеников как корова языком слизала – и все в Израиль.

      – Языком… Гомулка* слизал, – хмыкнул Шабтай.

      – Получается, ты жид,* – обыденно констатировала Барбара.

      – Самый что ни на есть настоящий. Разочарована? – Щека Шабтая чуть вздрогнула.

      Пассия изящно повела плечами, должно быть, так настраиваясь на ответ.

      – Я с Ициком за одной партой сидела, круглый отличник, умница…