Лиса под прикрытием. Розалинда Шторм

заперта в чужом мире в виде призрака, никому не нужная и несчастная? Но разве я смогу убить себя? Сделать так, как делали в давние времена женщины рода Ревиль? Смогу ли силой воли остановить сердце, отпустить душу в путешествие?

      Дверь хлопнула вновь, впуская Клода, в руках он нес подозрительную штуковину с иглой на конце. Похоже, время для размышлений закончилось. Нужно было решаться, но я не могла.

      Клод уселся на пол ровно в том месте, где сидел старик, с грустью поглядел на меня.

      – Ну что, рыжая, пора. Делать нечего. Сам Норок приказал, а он, знаешь, ослушников не любит. Так что, прощай, лисичка. Пусть в следующей жизни тебе повезет больше. Встретишь хорошего лиса, нарожаешь малышей, найдешь удобную нору.

      Не выдержав, я заскулила.

      – Не реви, хвостатая, – поморщился он. – Самому плохо. Вот не кобенилась бы, дала себя потрогать, поучила бы завтра сыворотку, а через неделю бы обживала новые владения. Так что, сама виновата, не реви.

      Вот только успокоиться я не могла, как ни хотела. Слезы градом текли по щекам, повисали на усах, щекотали ноздри. Я вытирала их лапкой и ощущала, какой мокрой становилась шерсть.

      – Понимаю, тебе от этого не легче, но обещаю, я сделаю все очень быстро, ты и не почувствуешь. Правда. – Он открыл дверцу и поманил меня пальцем. – Иди сюда, рыжая.

      Я метнулась к домику и спряталась за ним.

      – Не вредничай, девочка. Иди к папочке.

      – Ни за что! – крикнула я, но вышло какое-то собачье тявканье.

      – Что ж, тогда войду я, но не обессудь, вошкаться с тобой тогда не буду.

      Он положил штуковину с иголкой рядом с дверцей и вытащил из кармана уже знакомо пахнущую тряпку, от которой я становилась сама не своя. Дверца была достаточно широка, так что Клоду удалось протиснуть плечи. Затем он протянул руки. Я в ужасе заметалась рядом с домиком, но убежать все равно не могла. Клод схватил меня за хвост и потащил к себе. Я вцепилась зубами за домик, скребла по полу когтями, пытаясь удержаться, но он был сильнее. С каждым судорожным вздохом моя смерть приближалась все ближе.

      – Вот ты и попалась, рыжая. Не вырывайся, сейчас будет легче.

      Остро пахнувшая тряпка легла на морду, я машинально вдохнула и тут же почувствовала, как сами собой расслабляются мышцы, как всепоглощающая любовь к этому мужчине вновь охватывает меня. Клод нежно погладил по пузику, за ушками, поцеловал в носик, а потом поднял штуковину с иголкой.

      – Прощай, маленькая, сейчас ты уснешь навечно.

      Разомлевшая, я хотела уже закрыть глаза, чтобы отдаться приятной неге, но последняя фраза мужчины вдруг зацарапала сознание.

      Уснешь. Навечно. Прощай.

      Что-то в этих словах не давало полностью принять происходящее, тревожило, заставляло через силу смотреть на Клода. А он улыбался, когда вытаскивал меня из клетки, улыбался, укладывая на стол, улыбался, сбривая шерсть на лапе, улыбался, втыкая иглу. Лишь на мгновение, перед тем как нажать на поршень, улыбка сошла с его красивого лица, и этого мгновения хватило, чтобы я сбросила дымку коварного запаха.

      Живая