Посадочные огни. Анна Яковлева

перстнями с тюремными символами, держали карты, мизинец с крючковатым длинным ногтем был отставлен в сторону.

      «Полный набор», – вздохнула Галкина.

      – У вас клофелина, случайно, нет? – Маргарита признала в даме гипертоника.

      – Есть. – Тетка нырнула в недра совсем не дамской сумки и вытащила упаковку препарата.

      Галкина раскрошила в бутылку несколько таблеток, на глаз, поболтала их в жидкости, подождала, пока растворится порошок, налила в пластиковый стакан.

      Далее события покатились с такой скоростью, что Галкина, с бутылкой и стаканом в руках, так и осталась их немым свидетелем.

      Из всего враждебного окружения синий от запоя пассажир опознал только бутылки. Опознал, оживился и рванул к столику.

      Нога несчастного застряла, как в песенке, «коленками назад», подрезав полет. Падая, алкоголик толкнул тележку. Тележка наклонилась. Две бутылки вина, бутылка водки, два коньяка (армянский и азербайджанский), шотландский виски, сок в тетрапаке, минеральная вода в пластиковой таре и бутылке – все это поехало и посыпалось прямехонько на спящего пассажира с эмблемой ВМФ.

      На брюках спящего образовалось темное винное пятно – бутылка краснодарского мерло исторгла содержимое на колени «утеса-великана».

      – Япона мать!

      Плохо соображая, Адам Рудобельский вскочил с кресла и с разгона приложился головой к полке для ручной клади.

      – Япона мать! – повторил он, морщась.

      Маргарита Галкина совала моряку салфетки, но мутные, воспаленные от недосыпа и водки глаза Адама смотрели на кузнечика.

      – Что за хрен?

      – Белая горячка, – с готовностью объяснила дама с киношными бровями.

      Подполковник ВМФ в отставке недрогнувшей рукой откатил тележку, которая не замедлила наехать на ногу бортпроводнице Маргарите Галкиной. Галкина охнула и оттолкнула тележку, но ноготь на большом пальце правой ноги успел расплющиться.

      – Блин! – Марго скинула форменную туфлю. Колготки, ее последние черные колготки на пальце зияли дырой, на ногте сквозь лак проступила бело-розовая полоса.

      – Простите.

      Только сейчас Рудобельский заметил эту рыжую бортпроводницу – лист бумаги в профиль и тот выглядит солидней. На такую можно наехать не то что тележкой – катком для укладывания асфальта – спичка. Сходство со спичкой было полным: рыжие непослушные кудри горели пламенем. Конечно, он ее не видел. Он таких в принципе не замечал. Что там замечать? Никаких приятных глазу моряка выпукл остей и округлостей. Плюс ко всему форменный пиджак на два размера больше, чем следует, – отечественная промышленность не шьет на таких субтильных дам.

      – Что это у вас? – Рудобельский указал на пластиковый стакан и бутылку в руках Маргариты.

      – Водка.

      Вынув из тонких пальчиков пластиковый стаканчик и бутылку, Рудобельский сразу забыл о бортпроводнице, отвернулся и, не успела Галкина открыть рот, чтобы предупредить моряка о клофелиновой добавке, осушил стакан.

      Маргарита