Чужая душа. Славянская сага. Часть 1. Аркона. О. П. Фурсин

но все же несли меня к ней неотвратимо…

      Она стала чертить знаки в воздухе, и рядом с ней появлялись новые, не очень ясные фигуры. Было очевидно, что их возникновение таит новую угрозу. Помню, была фигура изо льда, и лёд был живым и подвижным, была карлица на тонких ножках, заморыш полный, я бы сегодня назвала её анорексичкой, но рядом с Марой словцо слишком современного замеса…

      – Ледяница да Немога,

      В душу пусть придёт тревога,

      Водяница да Замора,

      Поражайте без разбора…

      Бейте и крушите,

      Жизнь завершите…

      Когда когтистая лапа коснулась моей груди, я проснулась в ужасе. И с этой поры страх не покидал меня больше, он только менял размеры и вес…

      04. Возвращение

      Любая ошибка – это дорога и пройденный путь… Я рассказываю о дороге, которую прошла. Верить или не верить в рассказанное, – воля тех, кто слышит меня. Нет причин не верить и себе самой, да вот незадача: чем дольше рассказываю, тем меньше верится. Единственное доказательство ношу под своим сердцем; ребёнок, которого я рожу – свидетель всего, что было со мною. Но этот свидетель пока еще не пришел в мир, и что он скажет, неведомо никому, даже мне, его матери. Я поглаживаю порой руками свой живот, я шепчу дитю нежно: «Ты будешь другим, правда?».

      Другим – значит «не таким, как твой отец»…

      Саша, привезенный мной из больницы, был не тем человеком, которого я знала.

      Внешность человека, которого любишь, знакома до боли в сердце, не правда ли? Мне казалось, что уж я-то знаю каждую родинку, каждый волосок на теле любимого. Знаю?!

      Но когда у моего любимого «выцвели» глаза? Отдававшие синевой, полной лазури, теперь они стали скорее серыми, со стальным блеском. Я относила это к усталости и боли. Он столько перенес! И бледен, и высох как-то, вот и глаза…

      И голос у Саши изменился. Вначале я считала, что это следствие комы. Когда изо дня в день молчишь, связки не подчиняются по первому требованию, не выдают привычной чистоты звуки. Люди хрипят и сипят после долгого молчания. Но ведь это проходит? Почему же голос у любимого остался хрипловат, надсажен?

      Впрочем, не могу сказать, что меня заботили эти внешние перемены в начале нашего с Сашей общения. Слишком много было другого…

      Дом наш в подмосковном Томилино, на улице Гмайнера, стоящий в стороне от остальных, кирпичный, двухэтажный, с гаражом на три машины, со двором, вымощенным брусчаткой, с небольшим садом, где только цветы, деревья да малинник, встречал нас отнюдь не обычной тишиной. Родители Саши пожили у нас с полмесяца. Свекрови хватает на все разговоры, причем её одной. Мы с трудом умудряемся вставить слово. А молчаливому свекру мы с Сашей в основном обязаны своим благополучием: и домом, и Сашиной работой. Муж с юности в отцовском деле, в строительном бизнесе. Вот, выпал из обоймы более чем на четыре месяца, и что там еще впереди, а мы денежных тягот и не почувствовали. Так что и домработница Варя падала с ног, и я была на подхвате, стараясь