Байкал. Татьяна Вячеславовна Иванько

злится. Потому что я бы непременно взорвался, если бы кто-то так говорил со мной. На это Аяя ответила невозмутимо, лишь улыбнувшись:

      – Ты царевич, Марей, никто не смеет разглядывать тебя. А твоя мать царица, она может разглядывать, кого угодно и говорить, что ей вздумается. А кто я, Марей? – глаза её блеснули, да она не злилась на мою мать, она была оскорблена.

      Это вопрос взрослого человека, не ребёнка, который ничего не понимает. Тогда и я ответил серьёзно, как чувствовал и думал:

      – Ты? Ты – моя невеста. Ты для меня самый важный человек во всём царстве. Бесценный человек.

      Она некоторое время смотрела на меня серьёзно, потом улыбнулась:

      – А ты для меня!

      И мы засмеялись, потому что и, правда, вышло смешно. Мы вообще много смеялись. Просто от счастья, от юности, от радости, что мы вместе и ещё потому, что нам казалось, так будет всегда.

      Глава 2. Бесценная девочка

      И это счастье продолжалось безоблачным и первозданным почти год. Но потом всё стало меняться. Во-первых: у Аяи впервые пришли месячные и именно в этот день, важный и тяжёлый для неё, потому что она чувствовала себя больной и несчастной, ещё не понимая, что с ней, я, оставив её одну утром в почивальне, не придав значения её незначительной хвори, не появлялся до вечерней трапезы. А на вечерю я пришёл, опоздав, как ни в чём, ни бывало, и сказал вскользь, что она какая-то сегодня слишком бледная и мне кажется, что у неё опухло лицо. Да ещё позволил себе то, что делал часто и привычно: приобнимал и легонько лапал в шутку каких-то челядных девчонок.

      Аяя незаметно ушла из-за стола, а когда я пришёл в опочивальню, то застал её плачущей.

      – Ты что-то совсем расхворалась, Аяй, может, лекаря позвать? – сказал я, и сел на край нашей с ней большущей постели, где ночью замёрзнув, я находил её, чтобы прижаться плотнее и согреться и она так же искала меня. Я, снимая кушак, стягивая сапоги, обернулся на неё.

      – Я здорова. Женские дела и всё… – сказала Аяя.

      – Какие ещё женские дела? – спросил я, удивляясь.

      Она села, опираясь на одну руку.

      – Обыкновенные, как у всех женщин раз в месяц, – и лицо у неё почему-то поморщилось от отвращения.

      Я помнил о таких вещах только в самом начале, а после совсем позабыл, потому что у неё никаких месячных до сих пор не было, я и забыл, что они вообще бывают у женщин. Я хотел обнять её, ведь это важное, это значит, она теперь взрослая и я могу…

      Но она оттолкнула мои руки, впервые за столько времени, что мы были вместе, не захотела моих объятий.

      – Ты что? – я опешил. – Ты меня не любишь?

      – А должна? – она села уже нормально, спустила ноги с края кровати, белые ажурно связанные чулочки на ней… Вытерла слёзы, но больше размазала по щекам.

      – Конечно, – ответил я, удивляясь, что она спрашивает такое.

      – С чего это? Потому что ты царевич? – она даже покраснела от злости. Вот когда рассердилась моя Аяя.

      – Нет. Потому, что я люблю тебя, – сказал я то, в чём я был уверен, как ни