Байкал. Татьяна Вячеславовна Иванько

вот это надо обдумать, как. И ты мне должна помочь в этом, твоё спокойствие, то, как ты видишь всех насквозь, твоя золотая голова, твоя память, знания, половина из которых из моей головы уже повыветрилась… Я ещё не знаю, как мы сделаем это. Но мы должны укоротить им руки. Мы изменим наше царство вместе. Не предашь меня? Не отступишь? Будешь со мной во всём? Не испугаешься?

      – Чего же? – улыбнулась Аяя, уверенно и светло.

      И я засмеялся счастливо, обнимая её. Они не дают мне жениться на моей Аяе пока я не на троне? Отлично, у меня будет свой трон. Мой, не отцовский. И посмотрим, чей окажется крепче.

      – Только будь осторожна, очень осторожна, ни на минуту не забывай сегодняшней вечери. Всегда смотри насквозь и не верь никому, Аяй, здесь все лгут. Кроме отца. Мать тоже правдива, она кажется злой, но она…

      – Она не злая, – перебила меня Аяя. – Она… Иногда мне кажется, она… не в своё время родилась, будто потерялась…

      Я усмехнулся, это очень метко, невероятно правильно. Только не представляю, какое должно быть время, чтобы подошло моей самолюбивой и властной матери.

      Но думать об этом, и обо всём, что так разъярило меня сегодня уже не хотелось. Моим новым мыслям и планам надо дать устояться, добродить, чтобы из буйной браги они превратились в крепкое вино. Теперь, после того как я выпустил весь этот злой огонь, я мог отдаться огню гораздо более яркому и сдерживаемому уже долгое время. Я потянул Аяю к себе. Она улыбнулась, ей нравилось целоваться, и потому, что ей нравится, это доставляет мне наслаждение, которое я не могу сравнить больше ни с чем. И она, моя Аяя, становилась всё нежнее податливее день ото дня, будто медовый воск плавилась от моих прикосновений.

      Ещё несколько месяцев я не решался приступить к тому, чтобы Аяя, пусть и не перед людьми, но перед Богами стала моей женой. Обманывать её мне не хотелось, она как-то должна понимать, представлять, что же будет, и желать этого, как и я.

      За это время я начал сколачивать свой будущий престол. Для начала я так и не вернулся больше за царские трапезы ни через неделю, никогда, и таким манером образовался мой собственный, отдельный от отцовского двор. Отец даже призвал меня к себе и, строго глядя на меня, сказал:

      – Ты что это, царевич!? Мой любимый сын? Мой наследник! Моя гордая радость! Что такое ты устраиваешь? Заговор против меня?! Противу царя! Против отца!? – он был рассержен, мне даже пришло в голову, что он обижен. Но точно я не видел его таким инде.

      – Государь, твоё величье, я, может быть, строптив и даже глуп, но я не тать и не подлец, и никогда предателем не стану! – спокойно сказал я, я ожидал этого вопроса и его гнева.

      – Что тогда? Зачем это отделение? – сказал он, действительно обескураженный. – Что за обида? Из-за девчонки? Из-за ничтожной девчонки?!

      Этого я не мог перенести и взорвался:

      – Не смей! Даже тебе, отец и повелитель Авгалла, не позволено так говорить об Аяе! – воскликнул я, готовый и за меч схватиться, чтобы защищать даже её имя.

      – Ладно-ладно, взъярился… гляди-ка, герой, могул какой…