Опричное царство. Виктор Иутин

отошли в разные стороны, а тот, что напевал песни, подошел к медведю. Священнослужители, которые появлялись рядом, бежали от этого места, осеняя себя крестом. Репнин ругался, стиснув зубы – никак не проехать во дворец, придется через толпу.

      – Ну что, Михайло, – окликнул медведя скоморох, – покажи нам, как танцевать нужно под сопели, дабы люд московский веселить!

      Заиграли дудки, медведь, кивая головой, встал на задние лапы, присел на одну, другой начал притоптывать, затем принялся поочередно поднимать то одну заднюю лапу, то другую. Оглушительный хохот слышался отовсюду.

      – Чего встали? Поехали дальше! – раздраженно скомандовал ратникам Репнин, но те не сразу тронулись с места – знали, что скоморохи нечистые, и счаровать могут, и проклятие нанести одним лишь взглядом. Репнин тронул коня, но скакун, сделав несколько шагов, заржал испуганно, попятился назад, чуя хищного зверя, да и сам медведь вдруг встал на четыре лапы, зарычал, запыхтел.

      – А ну, убирай отсюда зверя своего! – крикнул Репнин поводырю. – Не видишь, конь шарахается?

      Скоморохи, дабы не растерять смущенную толпу, продолжали играть, уступая князю дорогу. Один оказался совсем близко к стремени князя, и Михаил Петрович, презиравший скоморошьи чертовые пляски, не упустил возможности ткнуть его сапогом в лицо. Скоморох с детским визгом покатился в снег, затем сел и сделал кувырок вперед. Он схватил горсть снега, на котором отпечатался след княжеского коня, прошептал что-то над ладонью и отбросил снежный комочек. В толпе некоторые заметили это и зашептали тревожно:

      – Никак проклял князя!

      Репнин, не обернувшись, продолжил путь во дворец…

      Существует устойчивая легенда, что князь Репнин был приглашен на пир Иоанна, где поразился всеобщей разнузданностью и безумием застолий, где и погубил себя, храбро презрев сие и назвав государя «скоморохом». Думается, в этой легенде, где государь отплясывает в скоморошьей маске и убивает Репнина за то, что тот отказался танцевать с ним, слишком много преувеличений. Но конфликт, видимо, действительно был…

      В светлой палате стояли накрытые столы, уставленные всевозможной серебряной и золотой посудой с разнообразными блюдами, ковшами, кружками и кубками в каменьях. На золотых блюдах стольники разносили жареных лебедей. Домрачеи веселили гостей музыкой.

      Здесь была вся знать, за исключением тех, кто стоял по городам или был в опале. Захарьины сидели по левую руку от государя, Вяземский и татарская знать, сверкающая богатейшими одеждами, – по правую. Репнин заметил Александра Сафагиреевича, урожденного Утямыш-Гирея, сына покойной Сююмбике и казанского хана Сафы-Гирея. Юноша в младенчестве был казанским ханом, теперь же это знатный вельможа при дворе московского царя. Репнин помнил его еще испуганным черноглазым мальчишкой, только что прибывшим в Москву из Казани. Теперь же это был располневший, холеный юноша с редкими черными волосами на щеках. Он, разговаривая с Вяземским, что-то жевал умасленным ртом и смеялся, щуря свои узкие степные глаза. Присмотревшись, Репнин заметил