Александро. Юлия Лангровская

пруди!

      Писарь побледнел и опустил голову с затуманенными глазами. Потом граф успокоился и продолжил:

      – А чего же потом ждали почти четверть века?

      – Ну…

      – Что?

      – Понимаете, хозяин, когда случается выкидыш… потом часто уже невозможно иметь детей… но, к счастью, жена лечилась много лет и вот, как видим, удачно.

      – Вполне удачно. Но… ладно, отвлеклись мы с тобой. Я то тебя совсем не для того позвал, чтобы слушать о бесплодии твоей жены! Итак, за дело!

      – За дело, хозяин, – обиженный голос писарь тщательно скрыл.

      Граф снова устроился поудобнее в кресле, сложил на огромном пузе короткие, жирные руки, прочистил горло и спросил:

      – Знаешь, что у меня имеется племянник?

      – Знаю, ваше сиятельство.

      – А знаешь, как он живет?

      – Знаю, господин.

      – И знаешь, что у него пять девчонок?

      – Знаю. Вы же меня уже об этом спрашивали.

      – Ах! Я забыл. Ну, ладно. Так вот, слушай.

      – Слушаю, господин.

      – Известно тебе, какую неприязнь я питаю к противоположному полу?

      – Известно, господин.

      – Потому то я и не женился никогда! – и он загоготал, оглушая своим смехом всю комнату. – Так вот! Поскольку род наш, само собой, разумеется, умирает, ибо не девчонки же эти станут его продолжать, то, стало быть, я решил так распорядиться: поскольку мне уже идет девяносто третий годок, хотя я и сожалею об этом, но жить вечно, не дано никому, я решил оставить завещание. Для этого тебя и позвал.

      – В чью же пользу завещание, мой господин? В пользу вашего племянника?

      – Вот еще! – граф вскочил, как вскакивал всякий раз, когда бывал чем-то возмущен.

      – А в чью же?

      – Мой племянник уже давно потерял всякое право на наследство. Еще раньше моему брату следовало выгнать его из дома, да помешанный почти ничего и не соображал. Ладно! К черту его! Я говорю, что он ни копейки не заслуживает! Во-первых, потому, что женился на уличной девке, а во-вторых, потому, что он и не мужчина вовсе! Где это видано, чтобы у мужчины сплошные девки рождались! Позор! Из-за этих гадюк весь наш род прекратится! Я ничего ему не оставлю! Пусть так и живет, как простой батрак! Но ты, Антон, спрашиваешь, в чью пользу я оставлю все свое богатство? Изволь! Я отвечу. В пользу церквей.

      – Церквей?! Ваше сиятельство собирается передать все духовенству?!

      – Почему бы и нет? Тогда я, хоть буду, спокоен в ином мире, ибо за меня будут ежечасно молиться.

      – Простите, ваше сиятельство, но…

      – Что?

      – Можно ли возразить вам?

      – Что ж, возражай, я послушаю.

      – Не в том вы ищите успокоения души, простите.

      – А в чем же надо его искать?

      – В делах, хозяин, в добрых деяниях, господин граф.

      – А точнее?

      – Простите, ваше сиятельство, но ведь духовенство это…

      – Что?

      – Ну…

      – Не нукай, не лошадь погоняешь. Говори, раз начал.

      – Всякие попы, монахи… лишь немного наберется среди них таких, которые искренне чтят бога.

      – А! Вот, куда ты клонишь!

      – Да, ваше сиятельство. Большинство же хапуги, которые рады будут