Теория газового света. Екатерина Ландер

свою обширную фигуру в тесный проход, в полумраке нащупывая на полке вещи. – Давай! – снова требовательно повторила она, протягивая плоскую ладонь с короткими пальцами, и это была первая ее прямая просьба и прямое обращение к Кириллу за все время знакомства. Взгляд на мгновение зафиксировался на том месте, где еще минуту назад топтался мальчик, но он уже торопливо лавировал между сидений к распахнутой, залитой янтарными сполохами фонарного света, двери.

      На улице, в свете светлого пятна, услужливо падающего на крошечный пятачок у кованой ограды ворот, стояли двое.

      Высокая женщина постбальзаковского возраста с темными, с проседью, волосами, зализанными сзади в высокий гладкий пучок.

      Скуластое лицо с волевым твердым подбородком казалось навеки застывшем в помеси безразличной холодности и непробиваемой строгости. А остальные черты только подчеркивали создаваемое впечатление: идеально прямая осанка, круглые, размашистые плечи и крепкие, жилистые ноги в старомодных узконосых туфлях-лодочках.

      Черная узкая юбка сидела на даме в обтяжку, светло-розовая блузка с бордовым жабо и высоким воротником под самое горло казалась идеальной в каждой блестящей атласной складочке. Да и весь ее сдержанный строгий вид был больше актуален для каменной статуи века Микеланджело, нежели для живого человека.

      Мелкая худая девчушка лет двадцати, волнительно мнущаяся с ноги на ногу рядом, казалась по сравнению со строгой, непрошибаемой дамой Моськой рядом со слоном. Она была одета то ли в платье, то ли в непонятную светло-голубую ночнушку, пестрящую узором из россыпи разноцветных мелких цветочков, и поспешно накинутый на плечи махровый розовый халат.

      Было заметно, что она продрогла, тщетно пытаясь согреть друг об друга покрытые гусиной кожей голые руки, но надеть халат до конца почему-то стеснялась. И так и мялась возле автобуса, ожидая дальнейших приказов.

      – Быстрее, чего замер! – сзади снова раздался громогласный голос любительницы вредного питания.

      Бультерьериха подгоняла его окриками, больше похожими на короткие команды, и голос ее не казался раздраженным или злым, но был низким, грубым, с помесью старательно сдерживаемой раздраженной усталости, которая словно въелась в нее целиком, от похожей на халу, залитой лаком прически до каждого шва на потертом болотно-зеленом жилете.

      Еще в первой встрече Кирилл понял, что с такими не шутят. Им повинуются.

      Сталь в бархатных ножнах. Или, скорее, жестких и потертых, из грубой, выцветшей на сгибах, темной кожи. Точно такой же, как и лицо коренастой Бультерьерихи.

      Что-то вроде сомнения шевельнулось в груди, но Кирилл подавил его, напоминая себе, что все происходящее только к лучшему. Пока к лучшему. Потому что потом он снова окажется дома и забудет обо всем, как о необычном, немного непонятном и странном сне.

      Девчушка, старательно пытаясь выглядеть милой, дружелюбно улыбнулась, но было в этой усталой улыбке что-то вымученное. И сочувственное одновременно.

      За