Пять лепестков на счастье. Наталья Литтера

все верну!

      – Ну, ежели вернешь и в том уверен, то какая тогда разница: векселями или под лавки?

      – И то верно, – Рысаков продолжал взволнованно ходить по комнате, – но все же…

      – А Прасковье Поликарповне можно сказать, что моя мануфактура к следующему лету начнет выпускать французское мыло, и я готов поставлять вам его по наивыгоднейшей цене.

      – Обещаешь, Петр Гордеевич?

      – Мое слово крепко.

      – Надо все обдумать. – Рысаков снова сел и вынул новую папиросу.

      – А я не тороплю. – Чигирев позвонил в колокольчик, на который тут же прибежала ключница.

      – Звали, батюшка?

      – Звал. Принеси-ка нам, Авдотья, наливки и что-нибудь под нее.

      – Сейчас, батюшка. – Ключница заторопилась на кухню.

      Петр Гордеевич задумчиво разглядывал колокольчик.

      – А я вот все театр вспоминаю, – решил сменить тему Рысаков.

      – Вот как? – Колокольчик был отставлен в сторону. – И что же?

      – Актрисулька та больно хороша. Хоть супруга моя и сказала о ней мало хорошего, но это все женская зависть. Как насчет петербургской сцены – не знаю, далека от нас столица, а вот московской Павлина достойна, очень даже.

      Петр Гордеевич усмехнулся:

      – Взять с собой думаешь?

      – Да я бы взял, но женатый человек есть человек несвободный.

      «Особенно если он проигрался», – подумал Чигирев.

      Авдотья сама принесла поднос с наливкой, посудой, закуской и накрыла на стол.

      Хозяин дома разлил наливку, поднял свою рюмку:

      – Будь здоров, Алексей Григорьевич.

      – И тебе здоровья, Петр Гордеевич.

      Пятница

      Утром его разбудил звонок. Одинцов открыл глаза и не сразу понял, где находится, но рука уже интуитивно скользила по прикроватной тумбочке в поисках телефона.

      – Ты там что, спишь? – Рома привычно орал в ухо.

      – Нет, – почти не соврал Одинцов: нельзя же одновременно и спать, и разговаривать.

      – Ты узнавал, фильтры сегодня привезут или когда?

      – Ром, – Дмитрий сел на кровать и посмотрел на часы, – половина девятого утра, автомастерская еще закрыта. Они в десять только начинают. Тебе чего неймется?

      – Ты еще спрашиваешь? Полянкин! Полянкин медным тазом накрывается. Слушай, а до него далеко на поезде? Может, ты того, билет возьмешь и махнешь на денек? А что – вариант.

      Вариант, кто бы спорил. И, наверное, он именно так и сделал, если бы не Саша и не их случайная встреча. Вчера вечером, рассказывая другу о приключениях минувшего дня, Одинцов о Саше промолчал.

      – Нет.

      – Что нет? – опешил Ромка. – Почему нет? Мы его теряем!

      – Теряем мы администратора, так что на ближайший месяц готовимся стоять у входа по очереди, а Полянкин – приобретение сомнительное. Зато здесь намечается фестиваль.

      – Какой, на фиг, фестиваль? Одинцов! Ты в своем уме?

      – Более чем. – Дмитрий сидел на кровати и рассматривал стену, на которой висела увеличенная копия старой черно-белой фотографии.