Куколка. Генри Лайон Олди

за что?!

      – Это не раб, балда. Это семилибертус, – объяснил старший. – Он не должен тебя слушаться. Понял?

      – А тебя?

      – И меня тоже.

      – А маму с папой?

      – И маму с папой.

      – А…

      – И дедушку с бабушкой. И учителя Рабирия. Никого. Ты угомонишься или нет?

      – А хозяина?

      – Хозяина – должен. И то… – мальчик задумался. – Он хозяина по-другому слушается. Иначе. Не так, как все рабы.

      – А почему – не так? Почему?

      – Отстань, почемучка! Извините, пожалуйста, – серьезно обратился он к Лючано. – Клавдий еще маленький, он раньше не видел семилибертусов. Только по визору.

      – Да я и не в обиде…

      Маленький Клавдий растерянно моргал, во все глаза разглядывая диковинку – раба, который не слушается.

      – А я вас знаю, – вдруг заявил старший мальчик. – Вы к нам в школу приходили.

      – В школу?

      – Ну да, на Октуберане. 24-й Патриотический лицей имени 3-го Триумфа, в прошлом году. Не помните?

      – Извини, дружок, – машинально Лючано начал копировать интонации Гишера. – Ты меня с кем-то путаешь. Я никогда не был на Октуберане. Ни в прошлом году, ни в позапрошлом.

      Беседа с детьми, поначалу забавляя, стала раздражать. Или у ребенка отвратительная память на лица, или у Лючано имеется двойник, посетивший Октуберан в прошлом году. Интересно, а его Тумидус тоже отправит по школам? Зачем? Показывать, чем отличается семилибертус от раба?

      Будем ходить по младшим классам и никого не слушаться!

      – Да, наверное… – приглядевшись, с неохотой признал старший мальчик. – Это были не вы. Просто очень похожи. Семилибертусы все одинаковые.

      Вот так объясненьице! Впрочем, для человека, редко сталкивающегося, к примеру, с брамайнами, они тоже все на одно лицо. Может, и семилибертусы для помпилианцев…

      – Персий, Клавдий! Что вы там делаете?

      – Мам, мы познакомились с семилибертусом!

      – Не выдумывай, Персий! Сколько раз вам твердить: не приставайте к незнакомым людям!

      К детям решительно направилась мамаша – дородная матрона. Платье она себе выбрала, мягко говоря, рискованное: в обтяжку, ядовито-болотного цвета. Прическа напоминала вудунскую мамбу, свернувшуюся кольцами. Кукольное, милое личико резко контрастировало с пышными телесами и вульгарной одеждой. Подходя, матрона взглянула на Лючано, – и едва не споткнулась.

      Напускная строгость мигом улетучилась с ее лица, сменившись знакомой полуулыбкой. Казалось, наркоманка «в завязке» увидела в свободной продаже любимую дурь, за смешные деньги, практически даром, и в душе ее началась борьба соблазна с зароком.

      Такие улыбки Лючано часто видел на «Этне» в последние дни.

      – Извините моих детей за назойливость. Клавдий еще не отличает…

      Женщина от смущения замялась, подыскивая нужные слова.

      – Ничего страшного, – пришел на помощь Тарталья. – Они мне не мешают. Напротив, так даже веселее…

      – Правда? – расцвела матрона, от волнения хлопая ресницами. Лючано почудилось, что он ощущает