Властелин Нормандии. Галина Ивановна Губайдуллина

Ланселена Булльского, Даммартена и Пазана Монтейского. Он без особых проволочек добрался до Википедии – Северного пригорода Лютеции, где и располагался монастырь.

      Поздним вечером Роберт де Эслуа оставил обозы позади и со свитой направился к воротам Сен-Дени.

      –Непонятные люди – монахи, человек не выносит сидеть в заточении, в тюрьме, особенно в одиночестве, а те годы проводят в кельях,– поёжился граф.

      –Люди ко всему привыкают…особенно монахи, ха-ха-ха!– развеселился Мовбрей.

      Монахи без боязни пропустили небольшой отряд из десяти человек.

      К гостям вышел молоденький, чахлый скрипторий (монастырский писец), повёл в обитель. Роберт остановился и долгим взглядом окинул стройку монахов. Массивная крепость в романском стиле переделывалась в новый стиль – готический. Возводили колонны, стрельчатые арки со сводом. В больших окнах появлялись витражи с разноцветными стёклами.

      Вошли в самое старое здание. Рыцари, звеня доспехами, кольчугой и мечами, проходили по коридору между малюсенькими комнатушками – кельями, такими низкими, что казалось, будто камни наваливаются на душу. Мимо сновали десятки не замечающих друг друга людей в рясах. От многих несло трудовым потом: монахи работали в поле наравне с крестьянами. И Роберт подумал, что никакими благовониями не истребить эту вонь.

      –У нас в монастыре проживает ныне тысяча монахов,– похвастал скрипторий.

      Граф остановился у дверей одной из келий и прислушался. Оттуда доносились то вопли, то страстные мольбы.

      –Любовь во мне убей, о, Всемогущий Боже! Как проникает это чувство через толщу стен? И почему ты разрешаешь ей томить меня даже здесь, в монастыре? Ведь я уже монах…Я думал, что в стенах священных забуду я мирские радости и суету…Но почему любить любимую – великий грех? Ты – божество, ты должен помнить обо всех и обо всём, так почему ты, как человек, творишь ошибки и просчёты? А добродетельность свою ты шлёшь богатым, не замечая нищету и скорбь простых людей! А, может, ты предназначен для богатых, ведь только лишь они способны дань высокую платить?.. Воспоминанья о былом хотел бы я убить…они тревожат и зовут в пучину, в бездну чувств, желая захлестнуть.

      –Не знал, что вы репетируете сирвенты для сцены,– удивлённо проговорил граф.

      –Нет, сеньор, церковь не занимается лицедейством,– потупился писарь.

      Роберт толкнул дверь, она пронзительно заскрипела ржавыми скобами.

      Монах оторвал взгляд от распятия и оглянулся. Миловидный блондин, такой же юный, как де Эслуа.

      Странствующий рыцарь грозно выругался и упрекал:

      –Если ты не мыслишь себя без девки, о которой льёшь слёзы, какого чёрта ты припёрся в монастырь?

      –Она вышла замуж за состоятельного купца-еврея, тогда как я обедневший маркиз.

      –А, да ты – Юланд де Равале из Шербура! Ты бросил замок на попечение старых родителей и брата с придурью. О службе мне, сюзерену, видно, забыл. Или этот