Властелин Нормандии. Галина Ивановна Губайдуллина

ведь графу позволительно всё,– уверенно возражала Дода.

      –А про суд Божий вы с графом не забыли? Роберт-Дьявол готов разрушить всё мироустройство, существовавшее до него, для установления своего жесточайшего гнёта.

      –Граф – помазанник Божий,– упрямо твердила жена,– Что хочет он, значит, угодно Богу.

      –Беспросветно и дико среди тупости и насилия,– вздохнул отец.

      –Зачем же ты впустую треплешь языком перед тупой бабёнкою?– обиделась Дода,– Сидишь и завидуешь отваге и богатству графа.

      –Кто? Я завидую? Да я верю Священному писанию, где в Ветхом Завете говорится: «Не завидуй славе грешника, ибо не знаешь, какой будет конец его дел». Ведь всех Иродов Бог наказывает.

      –Папа, а кто такой «Ирод»?– подала голос Гарлева.

      –Царь иудейский в Израиле был. Слыл жестоким и безжалостным. Даже последним его поступком было подписание смертного приговора собственному сыну Антипатру. Вот и умер Ирод, заживо съедаем червями.

      Пожалев младшую дочь, отец отпустил её играть с куклами. Летом из белой глины девочка налепила медведей, уток, лебедей, человечков, раскрасила их соком ягод. Фигурки полежали под лучами жаркого солнца и затвердели. Домашние перебирали эти глиняные игрушки Гарлевы и дивились её смекалки и выдумке. Из соломы Урсольд связал ей большого, потешного человечка, которого она назвала: «сеньор де Орн» по названию крупной реки, что текла поблизости и впадала в Ла-Манш.

      Глядя, как дочь воркует в окружении кукол, глава семейства полушёпотом смешливо спросил у жены:

      –Почему девчонка играет в господ?– и он передразнил её голосок,– «Мсье Задира, сегодня Вы наказаны и не получите сладкого сока». «Сеньор Арман Флер де Орн, ах, какая у Вас блестящая новая кольчуга». Уж не валялась ли ты в стогах с Ричардом Вторым Добрым, папашей Роберта?

      Бедная женщина выронила веретено.

      Заплетающимся языком оправдывалась:

      –Бог свидетель: это твоя дочь, Урсо.

      –Да не бойся, дурочка, я шучу. Была бы дочь Ричарда Доброго – резала бы куклам головы.

      Дода тихонько заплакала. Арно воспользовался моментом и стал путать нить на прялке.

      Разглядывая её подурневшее лицо, муж размышлял:

      –Твоя некогда живая красота простолюдинки, похожа на цветок – пышно расцветает в одночасье и быстро вянет, отдавая красоту детям. А холодная, строгая прелесть аристократок, словно блеск изумрудов и брильянтов – от них невозможно оторвать взгляда, их красота остаётся в веках: в балладах, на холсте в красках.

      –Где ты видел изумруды и брильянты, балбес ты эдакий?– всхлипнув, надсмехалась жена.

      –Глупая ты баба, Дода, нет, чтоб нахваливать муженька, перечишь ему да ругаешь. Видел я и каменья дорогие, и барышень расфуфыренных да обмазанных маслами пахучими, только где видел – не скажу.

      Женщина решила, что, видимо, её Урсо служил где-нибудь конюхом или псарём. О прошлом Урсольда ничего не было известно, в юности он куда-то уезжал на заработки,