Повести и рассказы. Амирхан Еники

Салих, кивнув в сторону нотных тетрадей, лежавших на пианино, сказал:

      – Похоже, вы и по нотам можете играть.

      – Да, играю… немного.

      – Нотам кто научил?

      На его вопрос поспешил ответить папа.

      – У нас по соседству жила женщина-еврейка, когда она узнала, что у нас есть пианино, стала заходить к нам. Она оказалась увлечённой музыкой женщиной. Мало того, что дама, будучи в настроении, играла сама, она взялась учить музыке и Гуляндам. «У вашей девочки музыкальный талант, её надо учить по-настоящему», – говорила она. Мы не возражали, особенно её мама… Гуляндам изучила ноты. Ничего не скажешь, постаралась еврейка!

      – Кто она, как её фамилия?

      – Как её звали, дочка?

      – Маргарита Яковлевна Зель… Зельберг…

      Господин Салих задумался:

      – Зельберг?.. Нет, не знаю, к сожалению!

      – Эту даму, когда началась германская война, выслали из Петербурга, – добавил папа. – В любом случае она в нашем городе была временным человеком, когда наступила свобода, она куда-то уехала.

      Господин Салих снова обратился ко мне:

      – Позвольте ознакомиться с вашими нотами!

      Я кивнула в знак согласия. Он принялся по очереди просматривать ноты.

      – Скрябин… Шопен… Ладно, это хорошо… А это кто? Гурилёв! Теперь это один из самых исполняемых композиторов… Вот эту его вещь не смогли бы вы, барышня, сыграть?

      Мне волей-неволей пришлось взять в руки протянутые ноты. Это был романс «На заре туманной юности». Нельзя сказать, будто бы я это произведение не играла, но меня испугало, что я должна такую трудную вещь исполнить перед господином Салихом. Но раз это просьба моего будущего учителя, хочешь не хочешь пришлось сесть за пианино. Я раскрыла ноты, стараясь не волноваться, не спеша, осторожненько начала играть. Господин Салих, поодаль от меня, опершись на пианино, слушал с большим вниманием. До сих пор никто, тем более ни один музыкант, стоя рядом со мной, специально не слушал меня. Я даже не почувствовала, как сыграла.

      Когда я закончила, господин Салих сказал лишь одно слово:

      – Хорошо!

      А что «хорошо» – то ли моё исполнение, или то, что я завершила, я так и не поняла.

      После этого господин музыкант (как его назвал папа) велел исполнить какую-нибудь любимую мною мелодию без нот.

      – Татарскую? – спросила я.

      – Конечно, – ответил он.

      Вот это, надо сказать, к моему стыду, было для меня самым трудным делом. До сих пор я по-настоящему не учила ни одной нашей мелодии. Правда, раньше некоторые наши мелодии я неплохо играла, но, начав учиться играть по нотам от Маргариты Яковлевны, я те мелодии забыла. Маргарита Яковлевна почему-то не любила такое исполнение. «Сначала надо выучиться играть по нотам, а только потом выучить произведение наизусть», – говаривала она.

      А где найти ноты татарских мелодий?!

      Наконец, я, смущаясь, вынуждена была сказать ожидающему господину Салиху:

      – Извините, я не умею играть татарские мелодии.

      – Совсем? – спросил он