Щит и меч. Вадим Кожевников

сказал Клюге. – Промахнулся. – Задумался, произнес, поеживаясь: – Если русские у меня будут, – без пистолета даже к лежачему подходить нельзя. Может за ногу схватить. Это я знаю.

      – Вы что же, и на русских пленных рассчитываете?

      – Раз война – значит и пленные.

      – А будет?

      Клюге пожал плечами и в свою очередь спросил:

      – А почему, по-твоему, столько в генерал-губернаторстве новых войск?..

      Келлер сказал Вайсу, чтобы тот завтра в два часа прекратил обслуживать Клюге.

      На следующее утро Иоганн возил Клюге по разным учреждениям. Потом Клюге приказал везти его в поместье. Ровно до двух часов Иоганн вел машину по раскисшей от дождя проселочной дороге. В два часа остановил машину, распахнул дверцу, объявил:

      – Господин Клюге, время вашего пользования машиной кончилось.

      Вайс открыл багажник, вынул из него чемодан Клюге, поставил на землю. То же самое проделал с вещами, находящимися в кабине.

      Клюге сказал:

      – Мне же еще пятьдесят два километра ехать, я заплачу´. Нельзя бросать посреди дороги почтенного человека.

      Вайс сказал:

      – Выходите.

      – Я не выйду.

      Вайс развернул машину и погнал ее в обратном направлении.

      – Но у меня там на дороге остались вещи!

      Вайс молчал.

      – Остановись!

      Вайс затормозил машину.

      Клюге копался у себя в бумажнике, потом стал совать Иоганну деньги.

      Иоганн оттолкнул его руку.

      – Ну хорошо, – сказал Клюге, – хорошо! Тебе это даром не пройдет.

      Он вылез из машины и побрел, увязая в грязи, обратно к вещам.

      Вернувшись в гараж, Вайс доложил Келлеру, что Клюге хотел задержать машину.

      Келлер сказал:

      – Приказ есть приказ. Ты должен был его высадить в два ноль-ноль, даже если бы это было посредине лужи.

      – Я так и сделал, – сказал Вайс.

      У него было ощущение, будто все эти дни он возил в машине какое-то грязное животное.

      Вайс вытряхнул чехлы с сидений. Ему казалось, что в машине воняет.

      Непрерывная десяти-, а то и двенадцатичасовая работа изнуряла даже самых крепких шоферов. Иоганн должен был обладать таким запасом физических и нервных сил, чтобы, закончив работу в гараже, отдать их главному своему делу, требующему величайшей сосредоточенности, сообразительности, самообладания.

      Человек порой не замечает, как, отравленный усталостью, он утрачивает какую-то дозу чуткости, теряет ничтожные мгновения, необходимые для того, чтобы молниеносно найти решение в непредвиденной ситуации. Можно силой воли преодолеть усталость, но как узнать, не затормаживает ли утомление твое сознание, вынужденное беспрестанно воздействовать на твое подлинное «я» и на твое второе «я», принявшее облик шофера Иоганна Вайса? Тем более что из сочетания этого двойного мышления требовалось выработать то единственное, которое отвечает твоим целям, твоему долгу.

      В последние дни усталость, нервная, душевная, физическая, то вытесняла