Босфор. Михаил Мамаев

без прошлого, без будущего, без барометра и медицинской страховки, – подумал я. – Спасибо за спички в ночи, и что это еще не „Прощай, оружие!“…[8]

      Сегодня Наташа в Стамбуле, завтра пригласят в Париж, через месяц на Марс…

      А тут торгуешь просроченным сирийским соком. Ставишь баксы на собачьих боях в заброшенном песочном карьере вблизи Серебряного бора. Корешишься с опарышами, записавшимися в РУВД… Короче, барахтаешься в кусающемся хаосе, пахнущем яблоками и абрикосами! И все это под вой милицейских сирен…

      Не известно, куда вынесет.

      Каждый за себя…»

      Прошло несколько месяцев.

      Однажды, как гром среди ясного неба, а скорее, наоборот, как солнечный проблеск посреди необозримой грозы, – телефонный звонок.

      – Приезжай, Никита! Соскучилась! Очень хочу видеть! Ты нужен мне!

      И я полетел…

      Наташа встречала в стамбульском международном аэропорту Ататюрк.

      Схватил ее в охапку.

      – Ну, здравствуй! Вот и я…

      – Ты уже здесь?

      Удивилась и даже как будто расстроилась. У меня так бывало, когда о чем-то долго мечтал, и это вдруг случалось.

      – Да, здесь! А что?

      – Я так ждала…

      Наташа держала дешевую и совсем не сердитую квартиру на первом.

      Балкон выходил в тихий двор. За деревьями в трех шагах парил минарет мечети. Пять раз на дню муэдзин[9] задушевно призывал помолиться во имя Аллаха. Он был так близко, что мог бы заглянуть в окно проверить, как это делают, и, в случае необходимости, пригрозить пальцем… Если бы не был магнитофонной записью.

      При моем появлении муэдзин не замедлил напомнить о себе. Молиться я, конечно, не стал. Но призыв понравился. Возможно, у меня роду кто-то когда-то и молился под этот крик. У Наташи вряд ли. Она бесстрастно заткнула уши.

      Судя по размерам лежака, спальню, тестировали шведы! Не кровать, а шедевр!

      Вентилятор в потолке над шедевром предполагал, что кто-то закатал здесь в бетон Карлсона.[10]

      Эклектичный камин, нарисованный на стене в столовой, задавил вопросом: «При чем здесь папа Карло?»

      Чтобы переключиться на что-то более светлое, отправился в магазин. Притащил ящик пива, десяток бутылок сухого – красного и белого, разумеется, – бутылку текилы и бутылку мартини.

      – Так много? – удивилась Наташа.

      – Люблю, когда бар забит. Это бодрит и вселяет веру в завтрашний день.

      – Ты рассуждаешь, как герой Хемингуэя, – сказала Наташа и огорчилась. – Не надо, не старей раньше времени.

      Пока Наташа готовила, листал журналы. С глянцевых страниц знойные красотки строили глазки, как газели, застигнутые за утренней зарядкой.

      Наташа принесла поднос с вином и закуской. Маслины с красным перцем были разложены на блюдечке в виде улыбающейся счастливой рожицы.

      – Это кто? – спросил я.

      – Одна девочка. Ты с ней знаком. Видишь, как она рада тебе!

      – С таким очаровательным личиком надо светиться в журналах, Наташа.

8

Имеется в виду одноименный роман Э.Хемингуэя. Грустная ирония здесь в том, что главному герою Хемингуэя куда тяжелее: он вдали от родины, только перенес тяжелое фронтовое ранение, и его любимая девушка умерла…

9

В исламе служитель мечети, призывающий с минарета мусульман на молитву.

10

Карлсон – легендарный летающий человечек с пропеллером, герой романа шведской писательницы Астрид Линдгрен «Карлсон, который живет на крыше».