Очень странные увлечения Ноя Гипнотика. Дэвид Арнольд

же встречным, если он не полный кретин. И тут опаньки – вот он ты!

      – А…

      – Ты ведь не полный кретин, Ной?

      – Хотелось бы думать, что нет.

      – Итак, побеседуем?

      – Так мы уже, разве нет?

      – Не-а, до сих пор я в основном жаловался на жизнь, это не считается. Вот, садись в одно из здешних безумных кресел. Хочешь виски? У Лонгмайров хороший бар. Что тут у нас… «Спрингбэнк» десятилетней выдержки? Нечто под названием… «Гленморанджи»? Не уверен, что правильно произношу. Ого, круто, тут вообще двадцать шесть лет выдержки. Односолодовый, что скажешь?

      – Скажу, что для непенсионера ты неплохо разбираешься в виски.

      – Вот, попробуй-ка.

      – Что это?

      – Пятнадцатилетний «Лафройг». Папин любимый.

      – Ух-х!

      – Заценил? Аж шерсть на груди сразу колосится, скажи?

      – На вкус как жидкая лава.

      – Ну ладно. Вот мы сидим, пьем, беседуем как взрослые. Теперь расскажи мне что-нибудь о себе. Только по-настоящему. А я расскажу что-нибудь о себе. Не забывай: обмен идеями.

      – Слушай, Ротор. Все это как-то странно. Тебе не кажется?

      – Если и так, то только потому, что мы разучились вести настоящие беседы.

      – Хорошо, ладно. У меня есть друг Алан.

      – Так.

      – Совсем недавно мы поругались на кухне. Или не поругались, а точнее… не знаю. Я кое-что ляпнул.

      – Продолжай.

      – Алан мой лучший друг, и я его люблю, но иногда он задалбывает. Иногда задалбывают даже всякие мелочи, вроде их болтовни про Wilco.

      – Про группу.

      – Ага. И Джейк обожает Wilco, а вот Алан их ненавидит, и они стали препираться.

      – Ну и? Ты любишь Wilco?

      – Вообще-то, мне они безразличны. Я не склоняюсь ни на ту, ни на другую сторону, что теперь считается утраченным искусством. Типа, надо обожать или ненавидеть, иначе твое мнение не в счет. Но не все сводится к лучшему и к худшему. Не все на свете рулит или сосет, какие-то вещи просто немножко хорошие или немножко плохие, вот и всё. Но что касается Алана…

      – И что?

      – Ничего. Не важно.

      – Все нормально, Ной. Мне можно доверять.

      – Я даже слышал про тебя. У нас в округе не так много Лавлоков.

      – Но ты слышал обо мне не поэтому, верно?

      – Твой отец… он… в смысле… он был… известным изобретателем, да?

      – Знаешь, важное свойство настоящей беседы, как мне представляется, добровольная уязвимость. Когда позволяешь идеям плыть туда, куда им хочется, даже если тебе неловко. Хочешь поговорить про моего отца – запросто. Я буду рад, Ной, буду рад оказаться беззащитным перед тобой.

      – Хм. Спасибо.

      – Пожалуйста.

      – Так вот… о твоем отце…

      – Погоди, не так быстро.

      – Извини, я так понял, что ты…

      – Мы обязательно поговорим о нем, но ты уклоняешься от более важной проблемы.

      – Да?

      – Мы говорили про твои сложности с Аланом и вдруг – бац! – перескочили на моего отца. Такова уж человеческая натура: когда подбираешься слишком близко к правде, она пугает. Но давай будем держаться