Цветок эмигранта. Роза ветров. Антология. Коллектив авторов

почуя, резвятся беспечно,

      но седая волна, прокатив на спине,

      их назад возвращает течением встречным.

      Я с собой приношу столько лишних даров —

      их уже собралось, что на сердце отметин:

      почерневшие брёвна разбитых плотов

      и прибрежных ракит отсыревшие плети.

      Так спокойно лицо уходящего дня:

      света сизый опал, тихий шелест прибоя…

      Теплой солью его ты впадаешь в меня

      и по венам течёшь, наполняя собою.

      Риск

      Я рискнула однажды родиться на свет —

      он мерцал так призывно и близко —

      и, наивно не зная, что выбора нет,

      поддалась искушению риска.

      Меня вдоволь швыряло то кверху, то вниз,

      я не раз пустоту обнимала,

      но теперь понимаю: оправдан был риск,

      хоть не я рисковала, а мама.

      И пуститься на риск соблазняла тетрадь

      с разлинованной голубизною:

      в ней рискнула однажды пять слов срифмовать,

      не поняв, что рискую судьбою.

      Я синицу поздней в заоконный простор

      отпустила из рук, не жалея,

      когда гордый журавль за вершинами гор

      был над жизнью не властен моею.

      Он однажды слетел, чтоб испить из ручья

      моего, непонятно-знакомый.

      Я рискнула коснуться ладонью плеча

      у дверей уже общего дома.

      Не лукавлю, что вовсе уже ни о чём

      не жалею, но выигрыш краше.

      Я рискнула вчерашним остывшим борщом

      ради нынешней пенистой чаши.

      Что нам завтра сулит, что стоит на кону,

      и длинна ли последняя главка?

      Но сегодня я только покоем рискну,

      как не самой высокою ставкой.

      Городок

      А мне не довелось увидеть деда

      в глухом провинциальном городке,

      ни двор его, облитый душным цветом,

      ни маленькую пристань на реке,

      где он стоял, быть может, у причала,

      глазами провожая пенный след.

      Так вышло, что война была сначала,

      а я позднее родилась на свет.

      Нет ни письма, ни снимка – всё за краем,

      куда ступить и заглянуть нельзя,

      накрыла темнота, и я не знаю,

      быть может, у меня его глаза.

      Дед был не стар, когда с женою рядом

      упал в песок седою головой,

      но нету за кладбищенской оградой

      на памятнике имени его,

      и памятника нет, и нет могилы —

      всё заровнял железный ураган,

      но я по тем дорожкам не ходила,

      а больше по проспектам дальних стран.

      Чтоб стала связь неодолимо кровной,

      хватило малой капельки свинца,

      и я своей не знаю родословной,

      за исключеньем отчества отца.

      Там из трубы исходит струйка дыма,

      как будто из кувшина джин, гляди!

      Но для меня все меньше представимо,

      что в дедов дом смогла бы я войти.

      Его язык мне был бы непонятен

      и непривычен жизненный уклад,

      но сквозь листву мельканье