Роддом. Сериал. Кадры 14–26. Татьяна Соломатина

тогда вам самому в первую очередь необходимо прекратить никому не нужные и даже тягостные многолетние отношения с заведующей обсервационным отделением Мальцевой.

      – Так я что, больше тебе не нужен?!

      – Я так понимаю, в текущий момент времени вопрос о ненужности кого бы то ни было лично мне – становится просто-таки злободневным.

      – И не ёрничай, пожалуйста!

      – Сёма, для полноты картины тебе не хватает только руки заламывать. Кстати, что мы стоим, как два мудака? Ты не возражаешь, если я присяду на диванчик?

      Татьяна Георгиевна шлёпнулась на диван и закинула ногу на ногу.

      – А если ты будешь так беспредельно галантен, что позволишь мне закурить у тебя в кабинете, то я расскажу тебе, что было после того, как мы с интерном покинули здание. Именно на этом месте правдивого повествования ты меня перебил. Создаётся впечатление, что на самом деле ты не хочешь узнать продолжение.

      – Кури! Пепельница сама знаешь где. Для тебя только и держу, между прочим!

      – Как душевная щедрость! Какие милые разборки в два часа ночи в кабинете начмеда! Мечта любой женщины, что и говорить!

      – Или ты прекратишь язвить, или я…

      – Что ты?! Сёма, ну что – ты? – устало выговорила Татьяна Георгиевна и прикурила сигарету.

      – Так что было дальше? Я хочу знать! – Панин опёрся на свой стол. Возможно, если бы он сел рядом… Но он не сел рядом. Он продолжал изображать обиженного любовника. Всё это напоминало плохо поставленную комедию.

      – Дальше мы с ним пошли в кабачок. Потом ещё в один кабачок. А после – завалились к нему домой. Целоваться начали ещё в такси. Дальше помню смутно, но общее впечатление хорошее. Состояние моё было, что называется, удовлетворительным. То есть – полностью. От и до. Прям тебя вспомнила в лучшие твои времена, вроде нашей студенческой поездки в Карпаты.

      Панин становился всё мрачнее.

      – Ну а потом меня разбудил Маргошин звонок. В три часа ночи. Она спешила меня обрадовать – ты стал дедом. И ей было абсолютно наплевать, сколько времени, где я и с кем. Как, впрочем, всем вам, моим добрым друзьям, наплевать на собственно меня. Затем мы с интерном выпили немного кофе с коньяком, немного покурили и снова отправились в койку. Моё состояние было уже куда более осмысленным, чем во время первого сета. И могу тебе сказать, что в постели он просто замечателен.

      Семён Ильич подошёл к Татьяне Георгиевне и…

      – Ты хочешь залепить мне пощёчину, но никак не можешь занести руку? Не стоит, Сёма. Не стоит… Распишитесь в истории и в журнале операционных протоколов, Семён Ильич. После чего я, с вашего позволения, всё-таки поеду домой.

      – Ты же выпила!

      – Ой, я тебя прошу. Жалкая рюмочка коньяку. Сейчас зажую кофейными зёрнами и поеду. В три часа ночи в такую погоду ни одно ГИБДД паршивого щенка на улицу не выгонит.

      – Тань, ты всё выдумала, да?

      – Что всё?

      – Ну всё вот это. Про кабаки и постель. Ты же специально, да?

      – Я тебе ещё подробностей не рассказала.