ЛЯДЬ. Исаак Ландауэр

Натаха.

      – Отродье означает сын или дочь, – улыбнулась в ответ Малая. – В крайнем случае, помёт. А в остальном ты права – среда заедает. Бывает, встретишь старого знакомого, пару месяцев всего прошло, а как запаршивел. Лебезит, голос елейный, уже не он тебя хочет, а ты его, будь любезна, попользуй. Чуть не на голову сходи. Засасывает, ничего не поделаешь. Что значит светлячка… как ты выразилась?

      – Словить. Знаешь, бывает эдакое у мужиков, да и у нас тоже. Когда охота почесаться обо что-нибудь такое возвышенное, как бы сказать…

      – Лёгкая приязнь, юная девушка из хорошей семьи, перл достоинств на истаскавшиеся плечи…

      – Вздымающееся вместе с краном чувство. А перл – это как пер, только в прошедшем времени?

      – Нет, с чего ты взяла?

      – Английский решила учить. Вот, дошла до неправильных глаголов.

      – Родная моя, ты чего! – испугалась за неё – или, скорее, за себя – верная сожительница. – Принца из-за бугра подцепить хочешь, меня одну бросить? Ты мне как сестра уже, и теперь, да пойми ты…

      – Не менжуй, Клава, больше трёх дырок всё одно не отыщется, – она любила хлёсткие, грязновато-правдивые поговорки их круга, часто цитируя по поводу и без. – Надо чем-то заниматься, вот и решила. Тут без вариантов – какой-никакой, а практический толк будет. Язык, он, как говорится, и у пенсионера язык. Опять же интурист пошёл стабильный, надо приспосабливаться; это у них там наверху макроэкономика, а мы губами шлёпаем за наш родной деревянный.

      – И как успехи?

      – Pretty fine. В смысле и красиво, и хорошо. У них же не озвучивают знаки препинания. И как мне, значит, дословно тогда мысль передать? Ну, не телись, сколько ты по кодазюрам ноги раздвигала, ужель не выучила хотя бы на примитивном уровне.

      – Там же французский… – стыдливая неуверенность казалась слишком очевидной.

      – Да хоть германский, курва. Или ты без хахаля своего даже пожрать не заказывала?

      – Сама дура. Пятнадцать лет, кровь с молоком, грудь третьего размера и все поверхности, как у нас говорят, рабочие. Кто бы меня на шаг отпустил от себя, из номера-то еле выбиралась.

      – Ясно. Очередная история грехопадения на нашем канале. Невинный агнец, соблазнённый в далёкий забугор, истёрт в клочья без права на апелляцию.

      – Где ты только этого набираешься, мне всё больше кажется, что сама придумываешь.

      – Ты не уходи давай от темы, чай – не чай, а глотать придётся. Посему, моя дорогая высокообразованная стерва, вот тебе сестрин наказ. Завести среди постоянников носителя языка, английского, естественно. Другой нынче без надобности.

      – Как же китайский?

      – А ты в ноздрю ему давать собралась, любовничку? Развела полемику-академику, лично проверять буду. Профилонишь – найду себе Ганса и укачу к нему в неметчину бюргеры жрать, – как всегда в споре с Натали, попытка утвердить примат образованности посредством демонстрации геополитической осведомлённости с треском провалилась,