OUTSIDE. Исаак Ландауэр

на крокодила», как говаривал сам, лишь бы имелась в наличии «перспектива»: вкусно пожрать, выпить нахаляву, получить рецепт на фенобарбитал или умыкнуть из квартиры зазнобы какую-нибудь ценность на продажу. Был у него на сей счёт даже целый кодекс чести, свод правил непримиримого джентльмена, разрешавший красть, если самонадеянная мадам отказалась доставить рыцарю «оральное удовольствие» и не накормила борщом при этом. Однако при наличии достойной шамовки и хорошего, не слишком эмансипированного секса, прекрасный принц от хищений отказывался, полагая себя не в праве обижать «послушную, нежадную бабу». Мировоззрение по стойкости легко перещеголяющее цементную смесь марки М-500, а тут ещё довеском шли потомственная бедность – маманя трудилась продавщицей, а батя вот уже лет двадцать как отсутствовал, закономерное в таком случае унижение и невозможность, вследствие хилой конституции, понавешивать источникам раздражения хороших люлей. Он, было, отличился в начальных классах на школьном поприще, но вскоре осознал, как мало весит дневник отличника, когда на противоположной чаше весов – хорошие кроссовки, модный прикид, карманные деньги и куча дорогих «игрушек» при этом. Одноклассницы его презирали, и заплаканный, спрятавшийся в тёмному углу пропахшей испарениями раздевалки Слава поклялся себе достичь в жизни ровно такого положения, чтобы иметь законное право и возможность затем до самой смерти унижать их в ответ. Цель тем более достижимая, что приятная: тут вам не какой-нибудь бестолково-романтический пушкинский «Выстрел», и будущий разбиватель сердец начал действовать.

      Для начала забросил к чёрту учёбу – занятие неблагодарное, к тому же – отнимающее кучу времени. Он нутром чувствовал, что для продвижения по службе интегралы ему точно не пригодятся, а в таком случае – чего ради корпеть над учебниками. Налегал только на русский язык и литературу, как залог грамотной речи и правописания, дальновидно оценив указанные навыки как ключевые при подготовке материалов дела: уже тогда Слай, прозванный так дворовыми хулиганами в награду за резкие, на грани истерики вспышки агрессии, видел себя исключительно следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Из полагающихся знатоку классической русской литературы открытий он особенно ценил то, где говорилось о странной готовности окружающих подчиняться – если не власти, до которой было ещё далеко, то хотя бы откровенно наглому, отчасти истеричному напору. В результате тщедушный подросток, чуть что хватаясь за нож, заработал репутацию жестокого, опасного зверёныша, готового пойти до конца в ответ на любую мелочь, покусившуюся на его гегемонию внутри коллектива разнузданных отщепенцев. Компания во дворе подобралась соответствующая: дети из неблагополучных семей, рано пристрастившиеся к алкоголю и прочим более дешёвым развлечениям, среди которых почётное место занимала адаптированная под обновленные реалии «зарница». Милейшая игра, смысл которой заключался