OUTSIDE. Исаак Ландауэр

сложнее, чем я до сих пор предполагал. Впрочем, остроты проблемы это положение вещей не снимает. Будем, в таком случае, копать. А после ломать или строить – как пойдёт».

      – Ты говоришь вслух, – немного удивлённый, в отличие от привыкшего и не к таким откровениям уфсиновца, Асат уже снова сидел напротив, – признаться, я давно подозревал. Всегда замечал некую склонность к… да стоит ли об этом, – оборвал он сам себя на полуслове. – Как пообщались?

      – Догадайся, – Диме не хотелось делать вид, что всё в порядке, и разыгрывать партию несгибаемого перед лицом величайшей, как в тот момент казалось, трагедии его жизни.

      – Постарайся понять… Принять. Совсем немного прошло времени, как ты здесь, следовательно, процесс развивался уже давно и последние события оказались лишь катализатором, ускорив тот финал, который был всё равно неизбежен.

      – И что теперь прикажешь делать? Лоснящаяся счастьем харя этого недомерка меня теперь и десять лет не покинет. Трудновато, знаешь ли, с эдаким образом жить.

      – Как ты хорошо сказал, – улыбнулся Асат, – образом. Ну что же, – он как будто на что-то решился, – есть одно верное средство, имеющее, безусловно, массу побочных эффектов, но притом решительно устраняющее основной источник раздражения. В некотором смысле ты уже и сам к рубежу подошёл, но, по-видимому, некий пограничник, открывающий шлагбаум, всё-таки нужен. Издержки, надо полагать, имперского воспитания, в условиях железного занавеса и не такое случается. И, тем не менее, запомни, ибо это важно. Ты сюда добрался без посторонней помощи, не по велению судьбы или ещё какой стези небесной. Не стечение обстоятельств и даже не какое-нибудь до тошноты высокопарное течение реки времени тебя сюда принесло. Собственноручно и собственноножно. Дошёл, дополз или долетел – выбирай, что удобнее, ведь результат уже неизменен.

      – Нельзя ли ближе непосредственно к разрешению возникшей дилеммы, – как можно более деликатно, стараясь не обидеть, но всё же настойчиво попросил Дима.

      – Какое нетерпеливое, однако, поколение. Впрочем, то же, что и ленивое: один грех, только названия разные. Зажмуриться не хочешь?

      – Обойдусь.

      – Назови его Яффе, – он замолчал, стараясь подчеркнуть эффект далеко не многообещающего начала, – прекрасный на иврите. Именно так, уверен, только и должно звучать это слово, передавая значение, прежде всего, фонетически. Будучи ему созвучным: уютное и мягкое, но, в то же время, сильное и бескомпромиссное. Яффе, – повторил Асат, – так будут звать твой новый образ, в котором от придурковатого Максюши не останется ничего, кроме имени, которое ты сам ему дал. Внешность, лицо, поведение, характер, мотивация – всё иное. И тогда он перестанет быть тебе заклятым врагом, а в дальнейшем сделается и другом. Собеседником, с которым тебе интересно, товарищем, что не бросит…

      – Вот только не слишком ли предсказуемым, – прервал непочтительный Дима.

      – Наивность – не лучшее качество для мужчины, – явно пересилив себя,