Путешественник. Гэри Дженнингс

coprifuoco и тюремщик приказал нам через дверное отверстие погасить нашу тусклую лампу.

      Прошло еще несколько дней – четыре или пять, – и все это время я просто сходил с ума от нетерпения. Но вот наконец дверь заскрипела, открываясь, и появился человек, такой здоровенный, что ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы пролезть в нее. Внутри камеры он встал и начал выпрямляться. Каким же он был высоким! Я плохо помню нашу первую встречу. Мне лишь врезалось в память, что он был настолько же волосат, насколько и огромен; черные локоны его были растрепаны, так же как и щетинистая иссиня-черная борода. Великан взглянул на меня с высоты своего огромного роста, и его голос был полон презрения, когда он громко зарокотал:

      – Хм! Это и есть тот парень, что успел вляпаться в дерьмо?

      Я кротко произнес: – Benvegnuo, caro padre[75].

      – Я не твой дорогой батюшка, ты, лягушонок! Я твой дядя Маттео. – Benvegnuo, caro zio[76]. А мой отец не пришел?

      – Нет. Нам удалось добиться разрешения только для одного. Брату пришлось удалиться, чтобы предаться скорби по твоей матери.

      – О да. Понимаю.

      – По правде говоря, он сейчас занят тем, что ухаживает за своей будущей женой.

      Это заставило меня возмутиться:

      – Что? Да как он может так поступать?

      – А кто ты такой, чтобы выражать свое недовольство, ты, scagaròn?[77]

      Бедняга вернулся домой из дальних стран и обнаружил, что жена его давно похоронена, служанка исчезла, а ценный раб потерян. Дож, который являлся его другом, мертв, а сына, надежду всей семьи, заключили в тюрьму по обвинению в самом отвратительном убийстве в истории Венеции! – И громко, так, чтобы все в Вулкано могли слышать, он заорал: – Скажи мне правду! Ты это сделал?

      – Нет, синьор дядюшка, – ответил я в страхе. – Но какое отношение все это имеет к повторной женитьбе отца?

      Дядя ответил уже спокойней, но с ноткой осуждения:

      – Твой отец – семейный человек. По какой-то причине ему нравится быть женатым.

      – Он избрал странный способ доказать это моей матери, – заметил я, – уехав от нее.

      – И он снова уедет от жены, – сказал дядя Маттео. – Именно поэтому ему и нужен кто-нибудь, чтобы с легким сердцем оставить этого человека блюсти семейные интересы. У него нет времени ждать, пока родится и вырастет другой сын. А стало быть, нужна другая жена.

      – Зачем ему другой сын? – с жаром спросил я. – У него есть я! Дядя не сказал в ответ на это ни слова. Он просто оглядел меня с ног до головы, прищурившись, а затем его взгляд скользнул вокруг, по тесной, тускло освещенной, зловонной камере.

      Вновь смутившись, я заметил:

      – А я надеялся, что он вытащит меня отсюда.

      – Нет. Ты должен выбраться из этого сам, – ответил дядя, и мое сердце упало. Однако он продолжил рассматривать камеру и сказал, словно размышляя вслух: – Из всех стихий, которые могли бы уничтожить наш город, Венеция всегда больше всего боялась сильного пожара. Особенно, если он угрожает Дворцу дожей и ценностям, находящимся в нем, или базилике Сан

75

Здравствуйте, дорогой батюшка (ит.).

76

Здравствуйте, дорогой дядюшка (ит.).

77

Шелудивый (ит.).