Каким я был. Мег Розофф

упоении от непредвиденного развития событий. Они были так прекрасны – мальчик и котенок, а я просто грязный чурбан. Наплевать, я давно утратил чувство собственного достоинства.

      Я легко охватил взглядом немудреную обстановку. Крохотная комнатушка выходит на море, такая же маленькая кухонька – на камыши. Вытертые, почти потерявшие первоначальный цвет коврики на грубом сосновом полу. Надбитые остатки фарфорового сервиза аккуратно расставлены на деревянных полках. Два окошка распахнуты прямо на море. В углу – узкая лестница на чердак, там, наверно, спальня. Крыша в хижине пологая, пожалуй, на чердаке должно быть тесновато. Под лестницей шкаф, запертый на старую деревянную щеколду. На стене над лестницей висят через неравные промежутки фотографии в простых рамках. Бородатый мужчина с обветренным лицом. Портрет девушки. Рыбачья лодка. Лошадь-тяжеловоз.

      Все черно-белые. И старые, ужасно старые.

      Слабого огня в железной печурке вполне хватало – в хижине было тепло и уютно, как под пледом. Котенок улегся перед печкой и не сводил с меня глаз.

      – Садись, если хочешь, – предложил мальчик, старательно выговаривая слова, как будто недостаточно бегло говорил по-английски или, может быть, просто отвык разговаривать. Налил из большой жестянки воды в чайник и поставил его на одну из конфорок.

      Я подумал об унылых викторианских классах в школе Святого Освальда, о продуваемых спальнях с кирпичными стенами, о мрачном, респектабельном, псевдодеревенском родительском доме. А это место было непритязательным, уютным, душевным, обжитым, за многие десятки лет согретым человеческим теплом. Как будто я упал в крошечную щелку во Вселенной, угодил прямо в кроличью нору и очутился в идеальной – киношной – жизни.

      Вспомнив о правилах приличия, я назвал свое имя. Он и бровью не повел – достаточно редкая реакция, я это ценю. При мысли о школе меня охватила паника. Сейчас я выпью чашку чая и вернусь к реальности – школьная еда, школьные правила, школьная жизнь. Я сел, озираясь вокруг, стараясь найти приметы присутствия хоть каких-нибудь взрослых. Хижина маленькая, но очень опрятная. На полу ни следа песка, никакой яркой пляжной ерунды на подоконниках. Хлопчатые коврики изношенные, но безукоризненно чистые. Возле печки – аккуратно сложенная пирамидка дров.

      Все на своих местах.

      Мальчик вышел из кухни с чашкой в розах.

      – Черный. – Он протянул мне чай без особого желания узнать, обойдусь ли я без молока.

      – Спасибо. – Я сделал большой глоток. – Ты тут один живешь?

      Ясное дело, вопрос ему не понравился. Он молча ушел на кухню, котенок за ним. Я ждал объяснений, их не последовало, молчание становилось тягостным, так что я заговорил сам:

      – Я из школы Святого Освальда, учусь тут и живу. Жуткое место.

      Как показать, что я на его стороне?

      – Ненавижу учебу, а спорт еще больше. Все время мерзнешь, и еда несъедобная. Просто дурацкая потеря времени эта школа. – Я жаждал сочувствия. – И денег.

      Он, похоже, не слушал.

      – Имя-то у тебя есть?

      – Финн, –