Держава. Том 3. Валерий Аркадьевич Кормилицын

список личного состава и рапорт о проделанном походе. Русская армия отходит, а мы вошли в состав арьергарда и прикрываем отступление войск из Мукдена, – отпустил офицеров.

      Не успели расположиться и оглядеться, как начался бой.

      Подошедшие к японцам подкрепления сначала открыли бешеный артиллерийский огонь, а потом пошли в атаку.

      Казаки наравне с пехотой сидели в окопах, отстреливаясь от врага.

      – Боезапас кончается, господин полковник, – увидел командира полка Ковзик.

      – Получен приказ отходить… Патроны взять негде. Начнём пробиваться штыками. Знамя и оркестр – вперёд! – выпрямился во весь рост под несмолкающим обстрелом и разрывами шимоз. – Где капельмейстер? Илья Алексеевич, голубчик, строй своих музыкантов рядом с полковым знаменем. В штыковую, братцы, за мной, – повёл полк в последнюю атаку, не обращая внимания на разрывы снарядов и свист пуль.

      Музыканты заиграли марш полка.

      – Казаки, братишки, вперёд, – повёл три десятка оставшихся в строю казаков в штыковую атаку Ковзик.

      «Так и Аким когда-то с полком пробивался, а теперь мне пришлось», – хрипя пересохшей глоткой «ура», отбивался от наседавших японцев подобранной винтовкой с примкнутым штыком Глеб. – Кусков, не отставай, – махнул рукой другу.

      «Полковник уби-и-т», – услышал крики мокшанцев.

      Разъярённые пехотинцы потеряли уже ту мысленную грань, что разделяет жизнь и смерть… Были они… И был враг, которого следует уничтожить. А оркестр вдруг заиграл вальс «Ожидание». Уже даже не оркестр, а семь оставшихся музыкантов. Не боевой марш, а лирический вальс… Голос из прошлой жизни… Где остались любимые… Дом… Семья…

      И чтоб вновь увидеть всё это надо УБИВАТЬ…

      И убивали… Яростно… Безжалостно…

      Разум не боялся смерти… Разум в эти минуты хотел убивать… И хотел жить… ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ… И вальс «Ожидание…».

      В музыке звучала надежда… Звучала жизнь…

      Глеб вспомнил Натали… Её жёлтые глаза… И чтоб увидеть их ещё раз хрипел что-то неразборчивое… Как и другие. Без устали круша штыком человечью плоть… Плоть ненавистного врага…Он полностью познал – что такое ненависть… Что такое – жизнь… И что такое – смерть…

      Японцы, столкнувшись с яростным безумием, вначале растерялись, потом стали отходить и, наконец, побежали.

      Полк пробился из окружения.

      Японцы не решились преследовать этих окровавленных, обезумевших людей, умиравших и убивавших под томные звуки какого-то русского вальса…

      – Кусков, живой? – постепенно начал приходить в себя Глеб. – А где Ковзик? – осёкся, увидев как тот, шатаясь от напряжения, тащил на плечах Фигнера. – Давай помогу. Он ранен?

      – Уйди! Сам справлюсь..,– с трудом переставляя ноги, нёс на себе товарища, голова которого безвольно моталась на расслабленной шее, а открытые глаза глядели уже в пустую бесконечность…

      И то ли здесь, на земле.., в густом сером дыму, то ли где-то там, в небе, в синей его выси, Глеб услышал