Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус. Андрей Посняков

проходят?

      Парни – Микифор с Гаврилой – переглянулись:

      – Знамо, как, господине. Весело!

      – Хорошо, хорошо, – усевшись на скамью, Павел посмотрел на тиуна. – Давай-ка, Михайло, в подробностях все доложи.

      Рядович поднялся, откашлялся, потеребил редкую свою бороденку:

      – Пива за счет обчества – три бочки варим, да бражицы – два котла, да медовухи котел.

      – Хватает?

      – Еще остается… Да сам ведь знаешь все, батюшка!

      – Знать-то знаю, – отмахнулся молодой человек. – Просто уточнить хочу. Значит, пития хватит?

      – Всегда, господине, хватало.

      – А заедки?

      – Быка забьем, пирогов сотворим, блинов, каши…

      Ремезов задумчиво кивнул:

      – Ну, ладно, допустим, с материальной частью покончили. Теперь – о духовной.

      – О чем, господине?

      – Песни, пляски и прочее!

      – Нешто плясать будем? – перекрестился Михайло-рядович. – То ж бесовское!

      – Конечно, будем плясать! – тут же вскинулись парни. – Что за праздник без пляски. Да и тебе, Михайло, как медовуха в рот попадет – сам начнешь коленца выделывать.

      Павел прищурился:

      – А для танцев неплохо бы музыку…

      Патефон и вальс «Дунайские волны», рио-риту можно – хоть и буржуазный танец… Господи, что за мысли такие? Рио-рита…

      Ансамбль «Шокинг Блю» – самое то! Или – Сильвия Вартан.

      Тьфу ты… хрен редьки…

      – Ты почто кривишься, батюшка? Аль не угодил кто?

      – Это я о своем, не парьтесь.

      – А-а, ты, кормилец – про баню! Спроворим!

      – Я о празднике, – Павел снова скривился. – Музыканты на усадьбе имеются?

      – Девки песни поют складно.

      – Песни – это одно, батюшка-боярин про музыку спрашивает.

      – Так скоморохов пригласить!

      – Ага, скоморохов – потом всей деревней грехи отмаливать.

      – Да что, у нас своих, что ль не найдется?! – опершись руками на стол, громко спросил Ремезов. – Гудошников, свирельников… никто не играет?

      – На свирели-то? – оживился тиун. – Есть, есть, пастушата… правда, малы еще…

      – Ничего, поиграют.

      – И еще один человек есть, – затянув пояс, поднялся с лавки Демьян. – Я как-то слышал… очень хорошо на гуслях играет – любо-дорого. Ноги сами собой в пляс идут.

      – Это кто ж такой? – удивленно зашептались собравшиеся. – С выселок кто-то, верно. Что-то мы не слыхали. Да ты не томи, Демьянко, коль начал, так уж говори.

      – Все вы его хорошо знаете, – парнишка откинул упавшую на лоб челку. – Это Окулко-кат.

      Мертвая тишина вдруг повисла в горнице, и снова стал слышен шум дождя – кап-кап, кап-кап, кап…

      Окулко-кат – музыкант? На гуслях играет? Это ж все равно, как… ренегат Каутский вступил бы в партию большевиков! Нет… Если б «Роллинг Стоунз» пригласили солистом Хампердинка! Или Далида подалась бы в монашки…

      – Да