Инквизитор. Раубриттер. Борис Конофальский

не стал. А ему так хорошее дерево было нужно. В его-то земле леса совсем не было.

      Трубы зазвенели, и снова до кавалера донёсся шум большой толпы.

      И тут два всадника, что были у дороги, сидели в сёдлах да болтали непринуждённо, увидали Волкова и его людей и поехали к нему. Оба опять же в цветах графа.

      – Господин, ваши ли это добрые люди, те, что следуют за вами?

      – Мои, – сказал Волков. – А кто вы, господа?

      – Мы помощники распорядителя турнира. И просим вас и ваших людей стать на том поле. – Одни из них указал ему рукой на свободный участок вытоптанного поля. – И ждать распоряжений. А мы сейчас же доложим о вас графу и распорядителю, как о вас сказать?

      – Скажите, что прибыл Эшбахт со своими людьми. Меня просил граф привести своих людей.

      – Да-да, на турнир прибыл сам первый маршал, он уже тут, сразу после турнира начнётся смотр.

      Они откланялись, а Волков указал ехавшему за ним Брюнхвальду, куда тому направлять свих людей на постой.

      – Туда, Карл, вон наше место.

      За людьми Брюнхвальда шли и все остальные, туда же сворачивали и обозные телеги. И телега, в которой ехала Брунхильда. И она была не рада, что её везут не в замок, а на пыльное поле, на котором какие-то лошади съели уже всю траву.

      Для любого военного лагеря это было обычным делом. Каждый офицер знал то место, которое ему и его отряду отводят командиры. Командирам лучше знать, где кому ставить палатки. Но вот красавица об этих военных правилах знать ничего не хотела.

      – Господин мой, – кричала она Волкову с явным раздражением, – отчего же мне не в замок ехать, а на пыль эту? Словно я баба деревенская, что на ярмарку тетка привезла. Я в замок хочу, меня граф ждёт.

      – Нет графа в замке, не ждёт он вас, – так же с раздражением отвечал кавалер, – на ристалище он, поединки смотрит, а после будет сморить местное рыцарство вместе с маршалом, так что пока тут со мной посидите.

      – В пылище этой? – С ещё большим раздражением кричал ему красавица.

      – В пылище этой. – Также зло говорил он ей.

      – Я уж лучше в замок поеду, там подожду. – Не сдавалась Брунхильда.

      – Будьте тут! – Заорал он так, что соседи по полю его, кажется, услыхали.

      Зла на эту упрямую бабу у него иногда не хватало. Своевольна и упряма неимоверно.

      Поехал она, конечно, туда, куда он хотел, но при том корчила:

      – Спасибо вам, братец, как раз я кружево крахмалила под пыль такую.

      И всё это перед людьми, перед солдатами и слугами. Она просто унижала его своей дерзостью, никто не осмеливался так говорить с ним, кроме этой спесивой и своенравной бабёнки. И ладно бы была из старой какой фамилии, из той фамилии, чьи предки Гроб Господень освобождали, а то ведь из харчевни, из хлева выползла и осмеливается ему дерзить при всех.

      Он ничего не сказал ей в ответ, только глядел на неё зло.

      Солдаты Рене поставили ему его прекрасный шатёр. Тот самый, что он захватил в Фёренбурге. Шатёр этот был настолько богат, что затмил все шатры, что были