Инквизитор. Раубриттер. Борис Конофальский

выбрасывал, и выбрасывал её после росы. – Говорил тот. – Как уже солнце встало, иначе бы её росой смыло.

      – А что с могилой маленькой?

      – Могила как могила, малёхонькая, детская. А что там с ней не так? – Удивлялся Сыч.

      – Я думал, ты мне скажешь.

      – Нет, про могилу нечего мне сказать.

      – Нужно узнать, кто там похоронен. Поездить по окрестным деревням. Спросить, не пропадали ли дети недавно.

      –Это можно, – сразу согласился Сыч, – только зачем?

      – Узнаем, кто там.

      – Ну, узнаем, и что? – Говорил Фриц Ламме лениво.

      Он своим этим тоном безразличия начинал раздражать Волкова. Кавалер смотрел на него уже недружелюбно.

      – Ты узнай, болван, что за ребёнок там похоронен.

      – Узнаю, экселенц.

      – Да узнай, когда он пропал. Потом спросим у монаха, где он его нашёл.

      – Так там про каждого похороненного у монаха надобно спросить. Уж больно их там много. Только вот сыскать его сначала надо.

      – Надо. Найти и поговорить с ним было бы неплохо. – Задумчиво произнёс Волков. – Значит, вы там ничего не выяснили?

      – Ничего, экселенц, – отвечал Сыч Волкову, а сам опять смотрел на тарелку с сыром. – А вот кое-какая мысль интересная у меня появилась.

      И Волков и Максимилиан с интересом уставились на Сыча. Волков спросил:

      – Говори, что за мысль?

      – Монах, вроде как, беден, я в щёлочку над дверью поглядел, так там нищета. Чашка кривая из глины да ложка деревянная.

      – Ну, так и есть, я беднее монаха не видал, – сказал кавалер. – Говорят, он святой человек.

      – Вот то-то и оно же! – Ухмылялся Сыч. Он даже пальцем погрозил кому-то. – То-то и оно!

      – Да не тяни ты!

      – Монах, святой человек, сам беднее церковной крысы, а лачугу свою, зачем-то запирает. От кого, зачем? Что он там ховает?

      – Может, деньги у него там. – Предположил Максимилиан. – Или думаешь, что нет у монаха денег?

      – У монаха? У святого, к которому, как говорят, со всей округи люди ходят? Думаю – есть, думаю, серебришко у него водится. Людишки таким святым и последнее при нужде принесут.

      – Ну, так он и запирает деньги в доме, – говорит юноша.

      – И ты бы, что ли, так сделал? – Скалится Сыч.

      – Ну, а как? – Спрашивает Максимилиан.

      – А как? – Передразнивает его Фриц Ламме и смеётся. – Эх, ты, дурень, это от молодости у тебя.

      – А как бы ты сделал? – С обидой спрашивает Максимилиан.

      – А я бы, – сразу становится серьёзным Сыч, – закапал бы их где-нибудь у кладбищенской оградки. Но уж никак не в лачуге.

      – Ладно, это понятно, а что запирает монах в своём доме? – спросил Волков. – Что прячет?

      – Ну, кабы знать, экселенц, кабы знать, – разводил руками Сыч. – Думаю монаха подловить да напроситься к нему в гости. Вдруг пустит. А как по-другому?

      – А так, – сказал Волков спокойно, – как время будет, так поеду туда и дверь ту выбью вместе с замком. Лачуга его на моей земле, если я хочу узнать, что он там прячет – так узнаю.

      – О! –