Новое сердце. Джоди Пиколт

обществознанию. Верховный суд только что отклонил его последнюю апелляцию.

      – Знаю, – сказала я. – Я составляла резюме от его имени.

      Глаза Диди широко раскрылись.

      – Так вы его адвокат?

      – Ну… нет.

      Я даже не жила в Нью-Гэмпшире, когда был осужден Борн, но в обязанности Американского союза защиты гражданских свобод входило составление благожелательных резюме для осужденных на смертную казнь. Когда у тебя есть своя позиция по определенному делу, но ты не принимаешь непосредственного участия в процессе, суд позволяет тебе законно высказать свои соображения, если это поможет в принятии решения. Мои благожелательные резюме показывали, насколько отвратительна смертная казнь, называли ее жестоким и неконституционным наказанием. Я уверена, что судья, взглянув на мои труды, поскорее отложил их в сторону.

      – Неужели больше ничем нельзя помочь ему? – спросила Диди.

      Суть состояла в том, что, раз уж последняя апелляция Борна была отклонена Верховным судом, ни один адвокат не смог бы почти ничего сделать, чтобы спасти его.

      – А знаете что? Я займусь этим, – пообещала я.

      Улыбнувшись, Диди укутала меня подогретыми одеялами, спеленав, как буррито, потом села рядом и запустила пальцы мне в волосы. Пока она массировала мою голову, у меня начали закрываться глаза.

      – Они говорят, это не больно, – пробормотала Диди. – Смертельная инъекция.

      Они – это правящие круги, законодатели, те, кто краснобайством успокаивает свое чувство вины.

      – Это потому, что никто не возвращается, чтобы рассказать, как было на самом деле, – заметила я.

      Я подумала о Шэе Борне, которому сообщили новость о его неминуемой смерти, и представила, что лежу на столе вроде этого и меня усыпляют.

      Вдруг мне стало трудно дышать. Слишком теплые одеяла, чересчур много крема на коже. Мне захотелось выбраться из этого кокона, и я замолотила руками и ногами.

      – Тише-тише, – сказала Диди. – Постойте, я помогу. – Она сняла с меня одеяла и пленку и протянула мне полотенце. – Ваша мама не говорила, что у вас клаустрофобия.

      Я приподнялась, дыша полной грудью.

      Конечно не говорила, подумала я, потому что именно она меня душит.

      Люций

      Стоял ранний вечер, приближалось время пересменки, и на первом ярусе было относительно спокойно. Я весь день лежал с высокой температурой, то впадая в забытье, то просыпаясь. Кэллоуэй, обычно игравший со мной в шахматы, предложил сегодня партию Шэю.

      – Слон идет на A6! – выкрикнул Кэллоуэй.

      Фанатичный расист, он играл, как гроссмейстер, лучше всех, кого я встречал.

      Весь день Бэтмен-Робин восседал в его нагрудном кармане, крошечный комочек, не больше кулька карамелек. Иногда птенец заползал Кэллоуэю на плечо и клевал шрамы на его бритой голове. В другое время Рис держал Бэтмена внутри книги в мягкой обложке «Противостояние», которую он приспособил в качестве тайника. Начиная с шестой главы Кэллоуэй украденным бритвенным лезвием вырезал в толще страниц квадрат, и получилось углубление, которое он застелил тряпочками, чтобы сделать постельку.