Странствия по двум мирам. Хуан Тафур

его учтивым выражениям на итальянском.

      – Тысяча извинений, синьора, – запинаясь, проговорил он. – Я не хотел вас испугать.

      Девица фыркнула, услышав, что он назвал ее синьорой. Одна из ее подружек рассмеялась. Тафур обернулся к третьей и тут же потупил взор, успев заметить, что вуаль ничуть не скрывала лица и шеи девушки. Перламутровая кожа, алые, как розы, губы… Неужели она улыбается? Большие глаза, голубые, с золотистыми крапинками. Или зеленые?

      – Прошу вас простить меня, – продолжал он, обращаясь к первой девице. – Скажите, могу ли я оказать какую-нибудь услугу вам или вашим спутницам?

      И как только ему в голову пришло произносить подобный вздор? Какую услугу он мог оказать им, если завтра отправлялся в Венецию, а в воскресенье садился на корабль, отплывавший на Родос? Не говоря уже о том, что ему пришлось бы открыть свое имя и положение, то есть сделать то, от чего его настойчиво предостерегал герцог Медина.

      Слава богу, девушка в злополучном платье оставила без внимания его слова. Все три холодно кивнули и возобновили свою прогулку, направляясь на рынок или, возможно, в собор. Если в собор, то, значит, слуги у них новенькие, да вдобавок недотепы: они избрали дорогу, состоящую из сплошных луж. Тафур исподволь следил за ними, пока они не скрылись в толпе, а затем завернул за угол. Боковая улица была такой узкой, что здесь и мышь бы не спряталась. В конце ее возвышалась башня Синьории3, где флорентийские аристократы устраивали свои советы. Не зашел ли туда паж, чтобы отчитаться в своих действиях? Между прочим, с той стороны пришли и три девушки. Наверняка они знатного происхождения, о чем красноречиво свидетельствовали их внешность, манеры, шелковые туники, тонкие вуали. Он бросил взгляд на свои сапоги и почувствовал, что лицо его пылает от стыда. Потом снова смущенно опустил глаза. И возле своих ног увидел лежащий на земле шелковый платок.

      Тафур нагнулся, одним движением подхватил его и стал вглядываться в толпу, но девушек уже и след простыл. И почему только он не побежал за ними? Хотя если бы он побежал, то не заметил бы платка, а это был предлог, чтобы снова заговорить с ними. Нет, никакой это не предлог. Он держит в руке самый настоящий платок. Выходит, он поднял его, не собираясь возвращать владелице? Это какой-нибудь простолюдин мог бы присвоить его, чтобы скомпрометировать хозяйку. Кстати, он твердо знал, кто из трех девушек владелица платка: его шелк, нечто среднее между зеленым и голубым, был того же цвета, что туника и мелькнувшие под вуалью глаза. Он стал засовывать платок в карман, и пальцы его наткнулись на сургучную печать послания, врученного пажом. Тогда он переложил платок и послание в нагрудный карман, где уже лежало письмо герцога Медины.

      На площади Синьории плотники сооружали помост к празднику карнавала. Кроме них, здесь никого не было. Злополучный паж как в воду канул. И девушки тоже. Он сделал круг по площади и решил возвращаться по другой улице, чтобы не сталкиваться с зеленщиком. Перед тем как завернуть за угол, он искоса взглянул

3

Синьория – правительство Флорентийской республики.