Дама и лев. Касанова Клаудия

мой, у служителей Церкви всегда найдётся приют для обойдённых Фортуной. Не стоит… – и он махнул рукой.

      Озэр усмехнулся:

      – Я и не говорил, что стоит. Но обещаю, что так и будет. А если вы не выполните вашего долга … – он взглянул на аббата, синие глаза которого сверкнули в темноте, как льдинки. – Ныне вы служитель церкви, а прежде служили мечу. Слова излишни.

      Камин пылал, пожирая поленья из древесины каменного дуба, которые слуга то и дело подбрасывал в огонь. В ржавом котле кипела вода. Дымились два котелка поменьше, подвешенные на одном крюке, запах ромашкового отвара и отвара из успокаивающих трав наполнял большой зал замка Суйеров. Испуганная служанка в который раз прополаскивала окровавленные тряпки, а потный кузнец, держа наготове раскалённый металл, молча ждал приказов аптекаря Ранульда. От воплей Ришера Суйерского можно было оглохнуть.

      – Отец, если вам не жаль моих ушей, то хоть ради чести нашего имени, держите себя в руках! – вскричал Готье в раздражении.

      Он бросил мутный взгляд на аптекаря, продолжавшего прижимать зеленоватый пластырь к порезу, оставленному мечом Озэра на его плече. Клирик не мог шевельнуть рукой, острая боль не давала забыть о том, кто нанёс эту рану. Отцу пришлось, однако, ещё хуже. С едва скрываемым презрением сын слушал стоны и крики старика, чья правая кисть ещё валялась в луже крови у дверей зала, там, где Озэр с боем прорывался к раненому Сент-Нуару, боясь, что того прикончат. План провалился: не удалось ни лишить жизни Филиппа Сент-Нуарского, ни захватить его единственную дочь. Готье закрыл глаза, припоминая, как всё было. Капитан самоотверженно защищал своего господина, шут, дравшийся с ним бок о бок, тоже был на высоте. И этот бешеный новиций, разящий мечом не хуже тамплиера, оказался неприятным сюрпризом, картой, припрятанной в рукаве проклятого аббата. Все ещё заплатят за своё предательство, придёт время. Он плюнул:

      – Уберите эту грязь! – и указал на отрубленную руку. Ришер Суйерский завопил вдвое громче, когда аптекарь приказал кузнецу снова прижечь рану калёным железом. Отвратительная вонь горелого мяса смешалась с запахом отваров. Пот струился по лицу старика, перекошенного больше обычного. Он был мертвенно бледен. По его знаку служанка поднесла бокал вина к его губам. Вино потекло ему в горло, но часть пролилась на пол.

      – Идиоты. Вы все идиоты, – пробормотал Ришер. Казалось, он вот-вот потеряет сознание, но сила его желчной крови не дала ему этого сделать. – Тебе всего и надо было, что справиться с девчонкой. С девчонкой! Сразу видно, что ты в жизни не держал в руках меча.

      – С девчонкой в комнате был Озэр! Эта сучка якобы давшая обет Христу оставаться непорочной, уже нашла того, кто согреет её ложе, даже прежде чем вы успели повести её к алтарю, – злобно прошипел Готье.

      Он не знал, был ли темперамент девушки причиной присутствия Озэра в спальне, или тот выполнял приказ господина, охраняя свою подопечную, но ему нравилось терзать отца обидными речами. Если бы не рана, он сам прижигал бы калёным железом руку Ришера Суйерского. Старик запрокинул голову, и на мгновение все в зале замерли,