Запасной инстинкт. Татьяна Устинова

он потащил Полину к лестнице, и примерно на середине пути она выдернула руку.

      – Ты что? С ума сошел?

      – А что такое?

      – Да ничего такого! Зачем ты все… выбросил?

      Арсений Троепольский не мог сказать Полине Светловой, что выбросил все потому, что в его доме от этих вещей невыносимо воняло тюрьмой, и, как выяснилось совсем недавно, он просто не в состоянии жить в этом запахе.

      И он сказал:

      – Какое тебе дело?

      Собака Гуччи из-под ее локтя посмотрела на него укоризненно. Гуччи не понравился его тон.

      – Да мне никакого дела до этого нет, но тебя три дня продержали в кутузке.

      – И что? У меня теперь подмоченная репутация? Эдита Карловна не сможет подарить мои штаны своему сыну по идейным соображениям?

      – А то, что приедут менты, и она им скажет, что от одежды, в которой ты был у Феди, ты моментально избавился. И что тогда?

      Она была права, и от ее правоты он раздражался все сильнее.

      – И что?

      – Ничего. У тебя будут неприятности.

      – У меня и так их полно. Заходи.

      Он пропустил Полину в квартиру, захлопнул дверь, обошел ее и исчез. Гуччи затряс ушами и посмотрел на Полину с вопросительной укоризной. «Он просто хам и совсем не джентльмен, – вот что выражали выпученные Гуччины глазки. – Зря ты с ним связалась».

      – Да я и не связывалась, – прошептала Полина и ссадила собаку на пол.

      – Что? – Троепольский стоял в дверях, вид у него был крайне раздраженный.

      – Тебя давно отпустили?

      – Два часа назад.

      – Почему ты никому не позвонил?

      – Кому, например?

      – Сизову. Или… мне.

      – Почему я должен вам звонить?

      – Ты не должен, – тихо ответила она, – но мог бы.

      – Ну хочешь, – предложил он, – я тебе позвоню. Прямо сейчас.

      Она ехала и мечтала утешать его, если он окажется дома. Адвокат, с которым она разговаривала накануне, уверял, что в ближайшее время Арсения непременно выпустят, ибо держать его дальше «под стражей нет никаких законных оснований», и она поехала на свой страх и риск, изо всех сил надеясь, что его уже выпустили.

      Арсения выпустили, но о том, что его нельзя утешать – никому не позволено, – она забыла. Его никогда нельзя было утешать, он не давался.

      – Ты на машине?

      Полина посмотрела на него – бледный, смуглый, заросший, очень раздраженный.

      – Конечно.

      – Я сейчас оденусь, и ты меня отвезешь на работу. Кстати, тебе тоже неплохо бы на работу сходить.

      – Мне нужно с тобой поговорить.

      – О чем, черт возьми?!

      – О Феде.

      Тут он внезапно повернулся и ушел, а Гуччи, семеня тонкими лапами, подбежал и прижался к Полине, как актриса мелодраматического жанра. Полина подхватила песика и отправилась разыскивать шефа в недрах его собственного жилья.

      В отличие от Феди Троепольский вовсе не считал, что должен опроститься и снизить потребности не просто до нуля, а прямо-таки до абсолютного нуля. У него была просторная и в меру уютная квартира, очень мужская и приспособленная только