Запасной инстинкт. Татьяна Устинова

жена, что тебе ничего нельзя?!

      – Я не могу! – тоже крикнула она и даже топнула ногой.

      – Зато я могу.

      Он сжал руками ее голову и поцеловал по-настоящему, как не целовал уже тысячу лет. Или десять тысяч. И почувствовал движение нежного горла, и еще как она переступила ногами, чтобы прижаться к нему. Раскрытой ладонью она провела по его руке, от запястья до плеча, потом по шее, опять по плечам, а потом длинные пальцы оказались у него на груди. Он посмотрел на них.

      В детстве ее учили музыке, он знал.

      – Полька.

      – М-м?..

      – Ты…

      – Что?..

      – Ты меня… боишься?

      Конечно, она его боялась, еще бы! Она нервничала в его присутствии, даже когда они были так называемыми любовниками и регулярно спали в одной постели.

      Кроме того – и это всегда было понятно, – для него она оставалась просто еще одним эпизодом его бурной мужской биографии. А он для нее – «мужчиной жизни». Эта разница в их положении всегда заставляла ее нервничать.

      – Я не хочу, чтобы ты меня боялась.

      – Я постараюсь.

      – Черт возьми, можно подумать, что мы в первый раз!..

      Она посмотрела на него, и он моментально прикусил язык. Вовсе она не была пай-девочкой, Белоснежкой, Золушкой, послушной, нежной и благовоспитанной. С ней надо держать ухо востро – ошибок она не прощала. Он был уверен, что и в постели она его оценивает, и до смерти боялся на чем-нибудь проколоться. Об этом он тоже позабыл, а вот теперь вспомнил и перепугался. Да еще ее невозможная собака таращилась на них с покрывала – уши в разные стороны, в выкаченных карих глазах скорбь и отчаяние.

      Троепольский, изо всех сил стараясь быть на высоте, стянул с Полины тонкий свитерок, прицелился и поцеловал ее в изгиб длинной шеи, а потом пониже, над самой грудью, и, решив, что все сделано уже достаточно правильно, потянул ее на диван. Ждать ему было некогда.

      И дернул его черт в эту самую секунду посмотреть на нее!

      Да не черт. Тот самый запасной инстинкт все шептал – посмотри да посмотри. Он посмотрел.

      У нее было насмешливое лицо – вот-вот расхохочется, даже губы сложились эдаким бантиком, и подбородок выпятился.

      – Ты что?!

      Она помолчала секунду, а потом ответила жалобно:

      – Ты очень смешной, – и все-таки засмеялась осторожно.

      – Почему смешной?!

      – Не знаю. Ужасно смешной. И что тебе в голову взбрело ни с того ни с сего, что мы должны прямо сейчас?..

      Ничего они не были «должны», наоборот, они как раз были «не должны», но она засмеялась, черт ее побери!

      Женщины никогда не смеялись над ним. Особенно в постели.

      Он резко притянул ее к себе, так что локтем она стукнула ему в грудь, и заставил перестать смеяться, и разметал в стороны все ее связные мысли, и принудил смотреть себе прямо в глаза, и захватил ее в плен, и поработил ее волю, и подчинил себе ее разум. Он умел это делать.

      Очень быстро он пошвырял на пол ее одежду, и его джинсы тоже куда-то делись, и они оказались вдвоем на императорской кровати. Китайская хохлатая собака Гуччи тявкнула то ли вопросительно, то ли жалобно.

      Он