Запасной инстинкт. Татьяна Устинова

тут зазвонил телефон. Мобильный, у нее в сумке.

      Сердце сильно ударило. Она знала, кто звонит и зачем.

      Номер определился, но и без этого все было ясно.

      – Да.

      – Полина.

      – Ты где, Троепольский?

      У него был очень сердитый голос. Когда волновался, он всегда говорил быстро и сердито.

      – Я у Феди. Он… умер.

      – Что?!!

      – Полина. Он умер. Его убили, по-моему. Милиция считает, что это я его убил.

      – Как?!

      – У Сизова заняты все телефоны. Скажи ему, чтобы он положил трубку и перезвонил мне. Немедленно.

      – Как… убили?! Арсений, что случилось?!

      Ноги не держали ее – впервые в жизни она поняла, что это такое, когда ты пытаешься стоять и никак не можешь. Пошарив рукой, она приткнула себя в кресло. Гуччи взвизгнул. Она не обратила на него внимания.

      – Ты поняла меня?

      – Кто считает, что это… ты?!

      – Милиция так считает. Потому что я ее вызвал. Это даже забавно.

      Слово «забавно» в устах Арсения Троепольского означало крайнюю степень бешенства.

      – А… адвокату позвонить?

      – Пусть мне перезвонит Сизов. Прямо сейчас. Все, Полина.

      Телефон тренькнул, разъединяясь. Полина зачем-то наклонилась и положила его на пол. Оглушительная тишина висела в конторе – никакого шевеления или рамштайновского ритма. От этой тишины невозможно было дышать.

      Она перешагнула через телефон и выбралась в коридор.

      Сизов маячил на пороге своего кабинета. Саша Белошеев выехал в коридор вместе с креслом и теперь вытягивал шею в ее сторону, откинувшись на спинку. На коленях у него была компьютерная клавиатура. Ира выглядывала из своего кабинета – на кончике носа очки, в одной руке папка, а в другой ручка.

      Все слышали, как Полина кричала. У них в конторе никто никогда не кричал.

      – Федька умер, – сказала Полина негромкой скороговоркой. – Троепольский вызвал милицию, и они теперь думают, что это он его… убил.

      Ирка ахнула и сорвала с носа очки.

      – Гриш, он просил тебя позвонить. Прямо сейчас. Или он имеет право только на один звонок?

      – Иди ты к черту, – рыкнул Сизов и скрылся за своей дверью.

      Саша с грохотом обвалил с коленей клавиатуру.

      – Господи, – пробормотала Ира, – господи, какой ужас.

      Из-за чьей-то двери грянул «Рамштайн» – финальный аккорд сегодняшней мистерии.

      …Или трагедии?

      Вода и так была очень горячей, но, стоя под душем, он все делал ее погорячее – пока мог терпеть. Потом терпеть стало невозможно, и он перестал. Весь мир заволокло паром – он даже руку свою не мог рассмотреть, плечо видел, а пальцы нет.

      Вода катилась по лицу, он слизывал ее с губ, и ему все казалось, что она невыносимо воняет. Отвратительно воняет тюрьмой.

      Кто-то из его «временных удовольствий» однажды оставил у него в ванной гель для душа «Лавандовый». «Лавандовый» имел крепкий косметический дух, и он вылил на себя уже полфлакона, но ничего не помогало.

      Вода