Железный Сокол Гардарики. Владимир Свержин

месяца можно не спеша доехать до Урала.

      – Воля ваша, – глотая наперченную пилюлю, поклонился опричный сотник, будто бы собираясь уходить. – Только слух идет, что этим летом государь Ливонию воевать собирается, а знаючи ваш опыт и военное умение – кого, как не вас, воеводой большого полка поставить.

      – Стало быть, Ливония. – Чело Вишневецкого избороздили глубокие морщины. – Что ж, ты завтра в путь. Да поспеши. Нынче у нас пресвятая Параскева Пятница. На той неделе к субботнему дню с дружиной в Москве буду.

      – Все исполню, светлый княже. – Штаден почтительно склонил голову, не трогаясь с места.

      – Ну так ступай да выпей за мое здравие.

      – С охотою. Да только тут вот какая закавыка образовалась… – Опричник кинул на меня быстрый взгляд.

      – Что еще? – недовольно скривился Вишневецкий.

      – Хотел бы просить сего дворянина, – он кивнул в мою сторону, – при особе вашей состоящего, со мной отпустить.

      – Отчего вдруг? – нахмурившись, бросил князь.

      – Я бы хотел о том наедине сказать.

      – Ступай, – чуть помедлив, скомандовал запорожский гетман.

      Я направился к выходу. У двери в ожидании приказа караулил дворецкий. Сквозь небольшую оставленную им щель доносились звуки голосов.

      – …по исчезновении сего астролога и сам он, и ближние его, кои причастны быть могут к злодеянию, повинны…

      Дальнейшее расслышать не удалось. Подступивший ко мне вплотную Гонта, набычившись и яростно жестикулируя, заговорил с угрозой:

      – Шо замер, ирод заморский? Ступай себе. Иди, иди.

      Я тут же залопотал по-немецки и, пользуясь языком жестов, начал объяснять, что с места не сойду без своей шкатулки.

      – …оных выдать головой, – донеслась из-за двери резкая, словно удар бича, фраза Штадена.

      – Со мной к царю прибудет, то мое дело, – отрезал Вишневецкий. – Эй, где ты там? Ворочайся.

      Я провел в компании Вишневецкого еще часа два, в деталях и подробностях рассказывая ему о своих похождениях и странствиях, передавая сплетни императорского двора и повествуя о невероятных охотничьих успехах графа Миколаша Эстергази. Когда же наконец любопытство моего собеседника было удовлетворено, он отпустил меня, сообщив, что «утро вечера мудренее». Эта присказка всегда вызывала у меня глубокое недоумение. По роду службы проведя в разных эпохах России немало времени, я так и не увидел ни единого местного жителя, у которого бы утро сопровождалось большей ясностью ума, нежели вечер.

      Но, как бы то ни было, я вышел во двор, спеша отыскать Лиса. Оставив меня, как обычно, общаться с князьями, Сергей без промедления затеял то, что в его лексиконе именовалось «винно-водочной дипломатией». И много в том преуспел. Я застал напарника у одной из бочек, когда он, хлебая вино из одной братины с Гонтой, норовил обменяться с ним крестами. Резкий окрик на канале связи несколько привел его в чувство. Однако появление «немчины» перед туманными взорами казачьей вольницы стоило мне изрядной чары зелена вина, поднятой Лисом