Вся правда о Муллинерах (сборник). Пелам Вудхаус

же, уметь находить в жизни смешное очень приятно, не так ли? Хотите знать, почему она заперла меня здесь?

      – Не имею ни малейшего желания. А почему?

      – Я забыла, где нахожусь, и закурила сигарету. Ой!

      – Ну, что еще?

      – Мне показалось, шуршит мышь. Как по-вашему, в этом чулане водятся мыши?

      – Безусловно, – ответил Фредерик. – Сотни мышей.

      Он было перешел к их описанию – большущие, жирные, склизкие, предприимчивые мыши, но что-то острое и жесткое поразило его лодыжку мучительной болью.

      – Ох! – вскричал Фредерик.

      – Ах, извините. Это были вы?

      – Да.

      – Я брыкалась, чтобы разогнать мышей.

      – Понимаю.

      – Очень больно?

      – Только чуть посильней предсмертной агонии, благодарю вас за участие.

      – Мне очень жаль.

      – И мне.

      – Во всяком случае, мышь получила бы хороший урок, будь это мышь, верно?

      – Полагаю, урок до конца ее дней.

      – Ну, мне очень жаль…

      – Забудьте! Почему меня должны тревожить разбитые кости лодыжки, когда…

      – Что когда?

      – Я забыл, что хотел сказать.

      – Когда разбито ваше сердце?

      – Мое сердце не разбито. – Фредерик хотел, чтобы тут не оставалось и тени сомнения. – Я весел, счастлив. Кто, черт подери, этот Диллингуотер? – закончил он не по теме.

      Наступило краткое молчание.

      – Ну, просто человек.

      – Где вы с ним познакомились?

      – У Пондерби.

      – А где состоялась ваша помолвка?

      – У Пондерби.

      – Значит, вы еще раз гостили у Пондерби?

      – Нет.

      Фредерик поперхнулся.

      – Когда вы поехали погостить у Пондерби, вы были помолвлены со мной. Так, значит, вы порвали со мной, познакомились с этим Диллингуотером и были с ним помолвлены за один визит, продлившийся менее двух недель?

      – Да.

      Фредерик ничего не сказал. Задним числом ему пришло в голову, что это была самая подходящая минута для восклицания: «О, Женщина! Женщина!» – но в тот момент он этого не сообразил.

      – Не вижу, какое у вас есть право критиковать меня! – сказала Джейн.

      – Кто вас критиковал?

      – Вы!

      – Когда?

      – Только что.

      – Призываю небеса в свидетели! – вскричал Фредерик Муллинер. – Я ни единым словом не намекнул, что полагаю ваше поведение самым гнусным и отвратительным из всего мне известного. Я даже ничем не выдал, что ваше признание потрясло меня до глубины души.

      – Нет, выдали! Вы хмыкнули.

      – Если в Бингли-на-Море в это время года хмыкать запрещено, – холодно произнес Фредерик, – меня следовало бы раньше поставить об этом в известность.

      – Я имела полное право помолвиться, с кем мне захотелось, и так быстро, как мне захотелось. После вашего-то чудовищного поступка…

      – Моего чудовищного поступка? О чем вы?

      – Сами знаете.

      – Прошу меня простить, но я не знаю. Если вы имеете в виду мой отказ носить галстук, подаренный вами на