Маяк и смотритель. Дарья Соль

не чувствовал разницы…»

      Я никогда не чувствовал разницы:

      кто жмёт на газ, кто лежит на асфальте,

      когда у всех одинаково боли,

      всего лишь разный фасон и структура.

      Я брал свою в непослушные пальцы,

      кормил тобой, говорил всем «Отстаньте»,

      писал сюжет, уходил в подполье,

      и так рождалась литература.

      Но я умел бы намного большее,

      если бы что-то помимо страданий

      впускал в свой замысел, вечно скомканный,

      политый кровью и гневным залпом;

      Ведь снег бросал ледяное крошево

      в овалы лиц и фасады зданий,

      но кто-то шёл, разрывая коконы,

      и не боялся туманного «завтра».

      Ведь кто-то в мире умеет быть честным,

      влюблённым, добрым – да сколько есть качеств,

      дающих силы прожить эту вечность,

      идти под солнцем, не сбавив шагу.

      Но я хочу свою чёртову бездну,

      и пусть никто меня не оплачет,

      когда коротенький срок до конечной

      я запираю свой ужас в бумагу.

      Боясь покинуть черту и пораниться,

      страшась увидеть в движении истину,

      прикинусь сытым в голодном племени,

      уйду от всех, починю всё, что сломано.

      Я никогда не чувствовал разницы,

      это и есть причина спасти себя,

      ведь я лежу на асфальте времени,

      кричу на мир: «Не дави. Пожалей меня»,

      а он жмёт газ

      и летит в мою сторону.

4.08.2016***

      Что ты тянешь мне в руки? Неужто это душа? Эй, полегче, приятель, держи там, где следует, строго, в сухом месте, при комнатных градусах, пусть её ржа не коснётся, так же, как жар постороннего вздоха. Это надо ведь с этой душой, как с фарфором, плестись по гвоздям, по углям, осторожничать в речи и темах. В детстве мальчик соседский залез видеть небо на тис и лишился души, подчистую отдал её небу. И сейчас у него звездолёт и космический нюх, вот и думай теперь – мы убьёмся всем тем, что искали. Я же мастер крушить и, конечно, её уроню прямо рядом с моей, сжатой срубленными руками.

18.08.2016

      «Чёрный маяк и смотритель не ждут вестей…»

      Чёрный маяк и смотритель не ждут вестей,

      любить одиночество – значит ему служить,

      а позади только ночь и безлюдная степь,

      только черта, за чертою – пропасть во ржи.

      В тесной каморке карты, постель и хлеб.

      Что мы храним, мой маяк? Наше море мертво,

      и почему это небо из сотни неб

      выбрано, чтобы не видеть в нём ничего?

      Звёзды исчезли, стоит зажечь керосин,

      эра сменяет эру, твердит календарь,

      только одно, для чего остаётся сил —

      спрашивать: я колокольня или звонарь?

      Свет или лампа, музыка или струна?

      Кем я хочу умереть, когда подрасту?

      Делай своё вино, не проси вина,

      будь же объятым огнём у всех на виду.

      Там,