Держава том 1. Валерий Аркадьевич Кормилицын

Угоднику, с трепетным любопытством любуясь росписью стен, где неизвестный художник изобразил Рождество Иоанна Предтечи и Спасово Пречистое Рождество.

      Он молился, вслушиваясь в почти незнакомый, но такой родной и прекрасный славянский язык, на котором вёл службу священник, и неожиданно слёзы затуманили ему глаза.

      А потом мать повела их в склеп, где покоились его с братом предки.

      Поставив свечу, он прочёл надпись на граните:

      Капитан Максим Акимович Рубанов.

            1793 – 1832.

      Его прадед. Как он жил? О чём мечтал? В семье ходило много легенд и преданий о нём.

      А вот его дед:

      Генерал-лейтенант Аким Максимович Рубанов.

            1817 – 1881.

      Аким не видел его. Он родился на следующий год после смерти деда.

      Даже Глеб в кругу далёких пращуров заметно оробел и несмело крестился, кланяясь каждому из своих предков.

      После церкви матушка велела кучеру везти их к рубановскому старосте.

      На этот раз ехали молча. Мадемуазель Камилла сидела тихо и нравоучительных бесед не вела.

      По дурной привычке всех кучеров, ямщиков и других работников гужевого транспорта, перед вьездом в Рубановку, дабы произвести положительное впечатление на аборигенов, похмельный кучер стеганул лошадей, что-то дико заорал нечеловеческим голосом, и лихо пронёсся мимо торговой лавки, обдав пылью недовольных покупателей и взбаломутив дремавших собак. Затем, выкатив глаза, попытался осадить тройку у кабака, но тоскливо вздохнул, вспомнив, что на работе, и ещё сильнее взревев, горестно промчался мимо питейно-закусочного заведения, остановив взмыленных лошадей перед двухэтажным кирпичным домом старосты под блестящей жестяной крышей, увенчанной ещё более блестящим здоровенным медным петухом.

      В ту же минуту, словно по волшебству, из не успевшей осесть пыли, вынырнул маленький рыжий мужичок в голубой ситцевой рубахе навыпуск и в расстёгнутой жилетке с золотой цепочкой от часов на выпуклом животике. Умильно улыбаясь, он что-то говорил барыне, закрывшей нос платочком.

            Когда пыль немного улеглась, Ирина Аркадьевна легко вынесла из коляски своё чуть полноватое тело, одетое во всё тёмное, и протянула старосте руку, к которой тот подобострастно припал.

      – Ах, Ирина Аркадьевна, – сюсюкал староста, – а мы вот враз опосля Воздвиженья капустку, значится, рубим, – возникал он то спереди, то сзади, то с боков своей госпожи.

      – Я уже головой устала крутить. Иди с одной стороны, – сделала старосте выговор.

      – Сию минут, – пристроился тот по правую руку.

      Весь просторный двор был заставлен возами с капустой. В углу двора, вычислив направление ветра, чтоб сносил дым к соседям, двое работников парили пузатые кадки. Один споро наливал в бочку ведро с кипятком, другой бросал раскалённую металлическую пластину, и оба дружно накрывали бочку рогожей.

      Глеб с завистью глядел на мужиков.

      «Каким интересным делом люди занимаются», – почесал он щёку.

      Аким