Бриллианты шталмейстера. Иван Погонин

те несколько дней, что он был моим гостем, я полюбила его как сына, господа. И я так сожалела, когда его спутник сообщил, что обстоятельства вынуждают их срочно уехать.

      – А как выглядел его спутник, мадам? – сделав глоток, Мечислав Николаевич поставил чашку на стол.

      – О, это человек из совсем другого теста. Во-первых, он пруссак, а я, как и любой француз, недолюбливаю их нацию. А во-вторых, он плебей, хоть и представлялся профессором права.

      – А вы, мадам, считаете тех, кто происходит не из аристократов, людьми второго сорта? – обиделся Гаранже, внешность которого не оставляла никакого сомнения в том, что его предки аристократами не были.

      – Происхождение тут абсолютно ни при чем. Мой батюшка, надо вам сказать, в молодости батрачил на виноградниках, но никогда не позволял себе ни ругаться при дамах, ни вытирать после еды губы рукой.

      – А господин Гесслер, стало быть, позволял? – спросил коллежский секретарь.

      – Он и не такое себе позволял. Не буду рассказывать, чтобы не испортить вам аппетит.

      – Вы сказали, что об отъезде месье Давыдова вам сообщил именно Гесслер?

      – Да, именно он. Они пробыли у меня ровно неделю, до 21 апреля. Месье Давыдов и месье Гесслер целыми днями спали, вставали к обеду, вечерами исчезали и появлялись только под утро, хорошо навеселе. Я даже несколько раз попеняла им за такое поведение. Правда, иногда я видела месье Давыдова с книжкой в руках и несколько раз слышала, будто он зубрит урок. В воскресенье 21 апреля оба моих постояльца ушли в церковь, а через несколько часов Гесслер явился в пансион один и сказал, что господин Давыдов после службы зашел на почту, где его ждала срочная депеша, вызывавшая его в Париж. Он так торопился, что даже не заехал за вещами, перепоручив хлопоты о них своему спутнику. Господин Гесслер быстро собрался и был таков, не преминув забрать у меня двести франков, которые они не прожили.

      – Не могли ли вы более подробно описать его внешность, мадам? – попросил петербуржец.

      – Внешность у него самая заурядная. Это светло-русый господин среднего роста, худощавый, одетый весьма непрезентабельно – в потертый костюм и старые, давно не чищенные ботинки. Еще у него был белый плащ с засаленным воротником, господа!

      – Носит ли он бороду и усы?

      – Нет, он был всегда гладко выбрит.

      – Какого цветы у него глаза?

      – Такие, знаете, бледно-голубые, как у всех пруссаков.

      – Он уехал от вас на извозчике?

      – Да, его отвез мой сосед месье Белькур, он держит несколько закладок, но и сам не брезгует возить пассажиров. Я потом поинтересовалась, куда отправился господин Гесслер. Белькур сообщил, что отвез его на вокзал к двухчасовому парижскому поезду.

      Гости допили чай, осмотрели комнаты Давыдова и Гесслера и стали прощаться с хозяйкой.

      – А что мне делать с чемоданом? – спросила она уже у самой калитки, в тот момент, когда Мечислав Николаевич целовал ей руку.

      – С каким чемоданом, мадам? – снизу вверх посмотрел на госпожу Лорен Кунцевич.

      – С тем, что оставил господин Гесслер.