Когда убьют – тогда и приходите. Мария Воронова

из перевязочной бинтами.

      Вспомнив, в каком восторге был сын, Ордынцев невольно засмеялся.

      – То была не мумия, а десмургия, – промямлил он.

      – Ни слова больше! – учительница нахмурилась. – Я знаю, что вы попали под дурное влияние этого хулигана Жукова! Я выучила его самого, выучила его старшего сына, но когда младший достигнет школьного возраста, я выйду на пенсию, ей-богу! Или на тот свет, главное, оказаться где-то подальше от этой чумы!

      Ордынцев кашлянул, не зная, что сказать.

      – Не думайте, Владимир Вениаминович, что я придираюсь или предвзято отношусь к вашему сыну. Это не так. Наоборот, я считаю его умным ребенком, поэтому так и настаиваю на том, чтобы вы развивали в нем навык прилежания. На одних способностях далеко не уедешь, вы сами должны это знать. Мальчик мог бы быть круглым отличником, а допускает такие глупейшие ляпы вроде «увидания» травы.

      – Что поделать, Гортензия Андреевна… Учение требует ошибок.

      – Вы слишком снисходительно к нему относитесь. Владимир Вениаминович, вы же врач, а врач не имеет права ошибаться!

      Ордынцев поморщился, встал из-за тесной парты и развел руками:

      – Увы… Не имеет, но ошибается.

      Он приготовился к страстной нотации насчет священной миссии врача, но учительница улыбнулась ему неожиданно тепло.

      – Вы только помните, Владимир Вениаминович, что друзей у Кости может быть много, а отец – один.

      – Спасибо, Гортензия Андреевна, учту.

      Пока отца распекали, сын играл на школьном дворе в футбол, как всегда, азартно и изо всех сил, поэтому испачкался до ушей в сером весеннем снегу и, что встревожило Ордынцева гораздо сильнее, вспотел.

      Владимир снял с шеи шарф и закутал в него Костю, не обращая внимания на громкие протесты.

      Варежки тоже насквозь пропитались водой, и Ордынцев дал сыну свои перчатки. Их Костя принял уже благосклоннее.

      Ордынцев набросил на одно плечо Костин ранец, и, взявшись за руки, они зашагали к перекрестку.

      – Ну что? – спросил сын нарочито равнодушно.

      Ордынцев пожал плечами:

      – Да ничего. Меня ругали, не тебя. И в общем за дело.

      – Что ты такого сына воспитал?

      – В смысле? Какого такого?

      – Ну такого, как я. Гортешка всегда говорит: Ордынцев, что из тебя вырастет? Куда только отец смотрит?

      – Костя, никто из тебя не вырастет, кроме тебя самого. Только ты давай действительно поднажми, что ли… Аккуратнее будь и собраннее, а если что непонятно, спрашивай. Представь, я бы на работе тоже все делал шаляй-валяй, в нули бы не выводил…

      – Что?

      – Ну косточки бы правил так, как ты в своих тетрадках пишешь. Потянул, гипс накинул, и слава богу! Пойдет, не себе! Подумаешь, человек всю жизнь потом будет хромать, мне какая забота?

      – Ну так то человек!

      – А без разницы! – вскипел Ордынцев. – Любую работу надо делать добросовестно. Понял?

      Костя молча кивнул и насупился, чего Ордынцев