Вскрытие показало…. Патрисия Корнуэлл

компонентом этого ритуала.

      Мы уже протестировали все вещества, которые люди держат в доме, – начиная с талька и заканчивая стиральным порошком. Если «блестки» не используются в хозяйстве – а интуиция подсказывала мне, что не используются, – значит, убийца нацеплял их у себя дома или на работе и, может быть, сам не заметил как. В этом случае мы могли бы напасть на его след.

      – Я думал об этом, – перебил Марино. – Только у меня имеются и собственные соображения.

      – Какие?

      – Этот муженек – он ведь актер, верно? У него репетиции каждую пятницу, вот он и приезжает домой поздно. Провалиться мне на этом месте, если актеры не пользуются гримом! – Марино выдержал паузу. – Что скажете?

      – Скажу, что актеры гримируются только для генеральных репетиций и для спектаклей.

      – Черт, верно. – Сержант медлил, собираясь, видимо, поразить меня силой мысли. – Все верно. А Петерсен говорит, что именно вчера у него была генеральная репетиция и именно с этой репетиции он якобы вернулся и якобы нашел свою жену мертвой. Короче, мой внутренний голос подсказывает…

      – А вы взяли у Петерсена отпечатки пальцев? – резко перебила я.

      – Нет, черт побери, я тут всю дорогу спектаклем наслаждался!

      – Пожалуйста, положите образец в пластиковый пакет и, как только подъедете, передайте мне.

      Марино не понял, куда я клоню.

      Я не стала объяснять – настроения не было.

      На прощание Марино произнес:

      – Не знаю, когда смогу заехать. Работы вагон. Чувствую, проторчу тут целый день.

      Все ясно: до понедельника ни Марино (бог с ним), ни отпечатков (а это уже хуже) мне увидеть не светило. Сержант напал на след – на этот след нападают все полицейские, не обремененные интеллектом. Будь муж погибшей хоть святым Антонием, находись он хоть в другом полушарии на момент убийства, для копов он – первый (хорошо, если не единственный) подозреваемый.

      Конечно, случается, что мужья отравляют, забивают до смерти, режут кухонными ножами или стреляют из именного оружия в своих жен, но вряд ли найдется муж, который, желая избавиться от жены, станет ее связывать, насиловать и медленно душить.

      Соображала я все хуже и хуже.

      Удивляться было нечему – я была на ногах с полтретьего ночи, а уже пробило шесть вечера. Полицейские давно уехали. Вандер свалил еще в обед. Почти одновременно с ним ушел Винго, один из моих помощников в анатомичке. Я осталась в морге одна.

      Вообще-то, я не выношу шума, но сейчас тишина, в прямом смысле мертвая, действовала мне на нервы. Меня трясло, руки стали ледяными, ногти посинели. Я буквально подпрыгивала от каждого телефонного звонка.

      Охранники в морг всегда выделялись по остаточному принципу, и никого, кроме меня, это не волновало. На мои жалобы не реагировали. В морге, рассуждали чиновники, красть нечего: даже если устроить «день открытых дверей», сюда и на веревке никого