Сладчайшие дни бытия. Татьяна Батурина

а может, красной кринки.

      Такой всегда была дорога к дому.

      Она в душе на донышке осталась,

      Горчит домашним сладким молоком.

1983

      «Дороженька-змея…»

      Дороженька-змея

      Всё пуганей, всё тайней,

      И чувство – что земля

      Под ноженьками тает.

      Хоть змеи этих мест,

      По крайности, в изгнанье,

      В тоске гляжу окрест,

      Пугливое созданье.

      Откуда этот страх

      Меж ниворослей свежих?

      Не в море, не в горах,

      Не в хлябях непроезжих –

      На лучшей из равнин,

      Оправленной рекою?

      Таков уж русский чин –

      На мир взирать с тоскою.

      И мучиться виной,

      И каяться в измене

      Земле, где всяк живой

      Родня, хотя б и змеи…

2002

      «Милая сестрица, не бели…»

      Милая сестрица, не бели

      Бледных щёк защитною печалью –

      Не пора ль по старенькой пыли

      Поспешать во Киев иль Почаев?

      Или зимним ходом ходоков

      Побредём снегами да пыреем?

      Белым полем вязаных платков

      Головы больные обогреем.

      А весной автобус поплывёт

      По Руси ковчегом богомольным,

      Всяк насельник в нём наперечёт,

      Всепокорный далям колокольным,

      Изольётся плачем сердобольным…

      Русь не поле дикое – позём

      Бирюзовый,

      Светень небосклона!

      Добредём, сестрица, доползём,

      Упадём пред старыя иконы…

      Об июньской розовой поре

      На святой Почаевской Горе,

      Где являлась Матерь,

      Со слезами

      След Ея́ стопы облобызаем…

      Стольный Киев встретит в октябре

      Долготерпеливыми крестами –

      Тут и мне, сестрица, и тебе

      Плакать, утираючись перстами!

      Отвечает милая сестра:

      «Доживём, сестрица, до утра

      И пойдём, издерживая плоть,

      Лишь бы души вынянчил Господь».

2002

      До креста

      Сыну

      Лелея сладость лепетного лада,

      Лия елеи лета на уста,

      Ликует во младых атласах сада

      Вседревляя, родная красота.

      Об этих кущах грезила заране

      Моя душа в младенческой дреме

      И потому придумала о рае

      Лужайку, сад и церковь на холме.

      Кто рос в раю, до смерти не безроден,

      Хотя, быть может, сирый сирота:

      В отраде виноградов и смородин

      Всегда отверсты райские врата.

      Текут чрез них потоки световоли,

      Младенческие лики золотя…

      Не знаю, сколь садов в земной юдоли,

      Но в каждом – святоглазое дитя.

      Зелёный рай родным встречает взглядом –

      Подходит к сердцу Божья высота:

      Сады Эдема с Гефсиманским садом

      Сообщены единостью Креста.

1996

      Виноградник

      И