Святая Русь. Княгиня Мария. Валерий Александрович Замыслов

на любовь, что мертвого на ноги поднимут.

      – Подари, коль не жаль.

      Букан тотчас подумал о Палашке, бывшей сенной девке боярина Бориса Сутяги. Он как увидел сию девку, так весь и загорелся. Хороша, кобылка! Грудастая, задастая, с похабными, озорными глазами. Такая полюбовница наверняка в постели неутомима.

      Последний раз он наведался в хоромы боярина Сутяги, когда прознал, что тот внезапно окочурился. Агей ушам своим не поверил. Концы отдать (по тайному приказу Ярослава Всеволодовича) должен был Василько Константинович, а вышло наоборот. И в чем тут загадка – Букан так и не дознался. Но смерть боярина пришлась ему на руку. Тысячу гривен серебра отвалил Ярослав боярину на покушение на князя ростовского, и Букан надумал их вернуть. После недолгого раздумья выбор его пал на Палашку. Она, как наложница Сутяги, много раз бывала в покоях боярина и должна ведать, где тот прячет серебро.

      Палашка вначале отнекивалась:

      – Уж мне ли о том ведать, Агей Ерофеич? Боярин-то наш уж куда как усторожлив был.

      – А в своей опочивальне?

      – Не прятал в опочивальне! – без колебаний молвила Палашка.

      Пронырливые глаза Агея так и вперились в сенную девку.

      – А ты почему так уверена? Никак, сама всю ложеницу облазила? А ну-ка рассказывай.

      Палашка прикинулась невинной овечкой:

      – И рассказывать нечего, Агей Ерофеич. После кончины боярина и ноги моей в ложенице не было.

      – Лукавишь, девка. Сейчас пойду к боярыне и спрошу: не пропало ли чего из опочивальни? Я-то уж ведаю, сколь было серебряных гривен у боярина. Ведаю!

      И вот тут Палашка перепугалась. Боярыня никогда не знала, сколь гривен лежит у Сутяги в ларцах и кубышках. Скрытен был боярин. Но если Букан назовет точную цифру, а он назовет (Палашке как-то довелось подслушать тайный разговор Агея с боярином о тысяче гривен), то ей не жить. Боярыня Наталья сварлива и жестока. Но Палашка (ума ей не занимать) быстро пришла в себя и блеснула лукавыми глазами на Букана.

      – Однако хитер же ты, Агей Ерофеич. Пришел в чужой дом и норовишь боярыню обокрасть. Добро, Наталья Никифоровна к обедне ушла, а то бы замолвила ей словечко и…

      – Молчи, дура!

      Железные руки Букана стиснули Палашкину шею.

      – Меня не проведешь. Сколь взяла?

      Шея хрустнула, еще миг, другой – и конец Палашке.

      – Пять… пять гривен, – прохрипела она.

      – Так… Остальные где? – не разжимая рук, выпытывал Букан.

      – Покажу… Только отпусти… Боярыня у себя перепрятала.

      С тяжелыми седельными сумами уезжал Агей со двора боярыни. Воротные сторожа его давно знали и пропускали без всяких расспросов.

      А через день в Ростов притащилась добрая полусотня нищебродов. Днем толпились на папертях, а ночью, перебив сторожей, ворвались в хоромы ни о чем не подозревавшей боярыни. Наталью заперли в светелке. Сами же учинили погром в ее опочивальне. Из хором никого не выпустили. Холопов, мирно спавших в подызбице, накрепко связали, сенных