Дорогами Победы. 1945—2020. Международный Союз Писателей. Виктор Улин

«Танька!» ─ пролепетал он и потерял сознание.

      ─ Не Танька я – Катя! – возразила девушка и, взвалив раненого на свои худенькие плечи, поползла к «нашим» траншеям. ─ «А за Егоркой я ещё вернусь», ─ решила она.

      «Наши» дважды обстреляли её, но вовремя узнали – своя.

      В первую траншею Катя свалилась вместе с «грузом» почти без чувств. Последнее, что она услышала: «Кого ты притащила, Донцова? Это же фриц!»

      Катя очнулась к утру, часам к четырём, в штабной землянке командира полка майора Антоненко. Здесь же был незнакомый старший офицер. Девушка подскочила и приняла строевую стойку.

      ─ Полковник Бессонов, начальник штаба дивизии, ─ представился незнакомец. ─ Так вот ты какая, Катя Донцова, ─ полковник по-отечески обнял девушку и поцеловал её в темечко!

      ─ Спасибо тебе от Родины, дочка! – тепло продолжил начштаба и раскрыл ладонь. ─ Получи, заслужила!

      На ладони Бессонова лежал орден «Красной звезды», точно такой, как у комбата Дериглаза – её первая боевая награда!

      ─ Спасибо, ─ не по уставу ответила девушка, смущаясь.

      «Фриц», которого Катя притащила с поля боя, оказался офицером Абвера, при нем были важные документы, которые срочно отправили в штаб фронта. Через три дня на этом участке наши войска перешли в наступление.

      «Танька!» ─ в это простое девичье имя превратилось немецкое «Danke» ─ спасибо. «Фриц» благодарил Катю за тот самый – последний глоток воды из простреленной солдатской фляжки.

      Александр Головко

      Сквозь пламя ада

      О зверствах гитлеровцев свидетельствует

      Василий Лягушов – пленник фашистских лагерей

      в Гомеле, Чернигове, Барановичах, узник застенков

      в Праге, Брно, Моравской Остраве, неоднократно

      приговорённый к смерти в Освенциме и Дахау…

      * * *

      – Я к смерти был приговорён не раз.

      Теперь не помню точно: умер, жив ли?

      Сжигали и расстреливали нас,

      Присвоив право на чужие жизни.

      Меня водили трижды на расстрел,

      И трижды очередь на мне кончалась,

      Сгореть в печи я мог, но не сгорел…

      Судьба моя, как на весах, качалась.

      Я виселицы тоже избежал —

      Не цепки оказались лапы смерти.

      Её порой я, как спасенья, ждал…

      Смерть не страшна в страданиях, поверьте.

      Я помню боль.

      Не рассказать о ней.

      Молчат рубцы на сердце, как зарубки,

      А от побоев шрамы на спине

      Оставили фашистские ублюдки!

      Металась, как в силках, моя душа,

      Я сдерживал себя от подлой дрожи.

      В аду, где жизнь не стоила гроша,

      Бороться приходилось, кто как может…

      Из плена трижды делал я побег

      В края, где свет родного небосвода.

      Где гордое есть имя – «Человек»!

      Где сердце