Дорогами Победы. 1945—2020. Международный Союз Писателей. Виктор Улин

поднять головы и заглушила стон раненого. Смертельный страх сковал восемнадцатилетнюю девушку, но, вспомнив о раненом, она оторвалась от земли и коротким броском метнулась в сторону ещё дымящегося немецкого «тигра». Вражеский танк послужил хорошим укрытием – перестрелка вновь возобновилась. Катя осмотрелась. Неподалёку, примерно в том направлении, где по её предположению, должен быть раненый, чернела воронка. Кто-то учил Катю, что для передвижения на поле боя следует использовать воронки: «Снаряд не попадёт дважды в одно и то же место».

      Вспомнив эту нехитрую военную науку, девушка поползла к воронке, всем телом вжимаясь в раскалённую июльским зноем и недавним жарким боем землю. Вскоре она была на краю воронки и, поджав коленки, скатилась на дно. На этот раз ей повезло: раненый был здесь – дальше ползти не придётся. Из-под простреленной каски выбился смоляной чуб, закрученный на казачий манер. Над верхней губой едва обозначившиеся усы – видимо, недавно решил отращивать. Что-то смутно знакомое померещилось Кате в перепачканном кровью и копотью лице молодого солдата. Он выглядел всего на год-два старше девушки.

      ─ Пить, пи-и-ить, ─ прошептал он.

      Катя потянулась за фляжкой, как вдруг раздался звук, напоминающий предсмертный вопль раненного зверя, но она точно знала: это был человек. Ещё один раненый нуждался в её срочной помощи.

      ─ Ползи, казачка, ─ услышала она, ─ из-под смоляного чуба на неё нежно смотрели пронзительно синие глаза, ─ ползи…

      Солдат ласково коснулся Катиной руки и глазами указал в ту сторону, откуда раздавался стон.

      В это время стрельба утихла, и санинструктор быстро заработала локтями и коленками, сбивая и расцарапывая их.

      Старшине Андронику Мовсесяну её помощь уже была не нужна. Это он учил Катю использовать воронки на поле боя. Теперь же лицо его было искажено предсмертными муками, а в руках он держал свои вывалившиеся из брюшной полости внутренности. Старшина был мёртв.

      Ужасное зрелище повергло девушку в шок, но её не вырвало, как это нередко происходит в таких случаях. Катя вспомнила, как по-отечески тепло встретил её старшина, когда она пришла в роту. И вот теперь его нет – доброго мудрого человека. С какой любовью рассказывал он о своей жене Гаянэ, о двух малютках-близняшках – своих дочурках Нунэ и Нино, о сыне – лётчике Армене, воюющем где-то на соседнем фронте.

      Слёзы хлынули сами собой. Катя не стала сдерживать рыданий. Какое-то время она плакала, упав ничком на землю. Наконец, немного успокоившись, она ползком направилась к воронке, где остался раненый казачок – так Катя мысленно окрестила солдата, лицо которого показалось ей знакомым.

      «Казачок» лежал, стиснув побелевшими пальцами противотанковую гранату, но тело его было уже бездыханно. Только синие глаза отражали небо, а на умиротворённом лице застыла счастливая улыбка. Из расстёгнутого нагрудного кармана гимнастёрки выглядывал краешек сложенного вчетверо тетрадного листка.

      Девушка аккуратно извлекла его, бережно развернула и вздрогнула, прочтя первую же фразу:

      «Милая Катюша! Прости,