Алгол. Роман. Михаил Садовский

туда через цех. Мимо шумящих станков, под взглядами рабочих и молоденьких учеников. Она быстро и легко шла по длинному пролёту и чувствовала, что нравится им. Женское тщеславие приятно щекотало. «Всем женщинам необходимо нравиться, без этого нет счастья! Вот что нам надо изучать, бабам!» Она даже улыбнулась своим мыслям. Резко распахнула дверь компрессорной и чуть не уткнулась головой в грудь Георгия Степановича, она ойкнула по-девчачьи, но всё равно ничего не было слышно, и сквозь дикий вой турбокомпрессора одними губами произнесла: «Всё!».

      «Ладно», – одними губами ответил Георгий Степанович и под руку вывел её из компрессорной.

      – Удачная точка?

      – Почему вы решили, Георгий Степанович?

      – По глазам, девочка, вижу.

      Ей положительно нравился этот человек, массивный, спокойный и такой добрый, что это было заметно всякому сразу и по его голосу с мягким полтавским выговором, и по улыбке, и по рукам. Может быть, поэтому ей приятно было прикоснуться к нему после одинокого сидения на стенде? Теперь можно спокойно возвращаться домой: линию перекроют, а то там тугой вентиль, и у неё не хватает сил его затянуть до конца.

      «Старею, видно, – тридцать с хвостиком. Обо всём думаю. Всё рассчитываю. Раньше такого не было. А может, взрослею. Нет, уже поздно. А стареть рано». Она одёрнула свитер и, опустив глаза, осмотрела себя. «Фигура ничего! А!.. Надо домой идти – пора бы и пообедать».

      Она шла усталой походкой, и никто не мог сказать, что эта женщина возвращается не домой, а в своё прошлое. Она не замечала ничего вокруг и думала о том, что хоть «жизнь прекрасна», у неё, Веры Николаевны, она не удалась.

      Вера Николаевна! Верочка до сих пор не могла никак привыкнуть к этому. Она всё ещё была девочкой, ну, девушкой, но не Верой Николаевной.

      Снова выплывала война, эвакуация. Вообще-то говоря, они жили неплохо по тем временам. Отец, профессор, преподавал в институте, а мать, как всегда, сидела дома и следила за ней, Верочкой, единственным ребёнком в семье.

      В конце сорок четвёртого они вернулись домой. Холодная квартира казалась таинственной, пришедшей из другого века. До сих пор она будто чувствовала запах этой пустовавшей несколько лет квартиры. Всё было туманно знакомо, будто с полузабытой картинки, и в то же время казалось новым и неожиданным. Бронзовые бра и огромные с высокими резными спинками стулья.

      Потом кончилась школа. Она без труда поступила в институт, пусть не модный, но который давал хорошую специальность. Училась она легко и не задумываясь, почему решила стать инженером. Скорее у неё были гуманитарные наклонности, но имя отца приоткрывало ей двери в технические вузы. «Инженером быть – всегда кусок хлеба», – говорила мать, и Верочка пошла в инженеры, она привыкла, что родители правы, на то они и родители, чтобы решать такие сложные вопросы. В конце концов, всё равно.

      Она любила жизнь студенческую – весёлую, с неожиданными поворотами. Общительная, способная, быстрая и на язык,