Алгол. Роман. Михаил Садовский

довский, 2020

      © Ольга Колоколкина, художник обложки, 2020

      ISBN 978-5-4498-5188-8

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      – Ты должен об этом написать!

      – Почему должен? Почему об этом? Я знаю много других историй.

      – Каждый знает много такого, что можно рассказать, но не всё интересно слушать.

      – Возможно, но почему именно об этом?

      – А что ты имеешь в виду?

      – Я? Обыкновенную историю с Сергеем Шаровым. Помните, мы вместе учились, но он был на другом потоке.

      – Конечно. Вот и расскажи. Назови его другим именем и рассказывай.

      – Я всё называю своими именами, когда рассказываю, иначе не стоит начинать. Вы боитесь, что его узнают в нём же самом? Во-первых, он уже совсем другой с тех пор стал, а во-вторых, мало ли Сергеев и Шаровых на белом свете, и почему бы некоторым из них не быть похожими друг на друга? А если кто-то другой будет похож ещё больше, скажут, что я про него написал, только сменил фамилию. Нет, надо всё всегда называть своими именами.

      – Как хочешь.

      – Как можешь.

      – Но почему же всё-таки должен?

      – Ты ещё не понял? Чтобы назвать всё своими именами. Потому что это носится в воздухе, и если не напишешь ты, напишет другой.

      – Пусть пишет, может, у него получится лучше.

      – Но ведь читатель не знает, что кто-то может написать лучше. В этом счастье. По крайней мере, читательское.

      – Ты ошибаешься!

      – Отказываешься?

      – Нет, хочу понять своё право.

      – Права поймёшь, когда прочтёшь авторский договор с издательством.

      – На что же вы меня обрекаете? Я ведь читал «Театральный роман», это уж кроме того, что иногда заходил в издательства.

      – Разве в этом дело? Пиши.

      – Сначала посоветуюсь с Серёжкой.

      – Ладно. Мы тебе будем звонить. Книги всегда интереснее рукописи.

      – До встречи.

      – До встречи.

      Он лежал, упираясь локтями в песок и подсовывая растопыренные пальцы под следы, оставленные ещё вчера. Потом медленно поднимал ладонь и внимательно смотрел, как песчинки ссыпаются с растопыренных пальцев и складываются снова в однообразную жёлтую массу. От следов не оставалось ничего. Будто их не было.

      Он делал так много раз подряд, и вдруг ему в голову пришла странная аналогия. Это не песчинки – годы. Годы, прожитые каждым человеком. Песчинка – год. Они складывают время, не то безликое, которое отмеряют календари, а живое, тёплое, человеческое. Он сел от неожиданной этой мысли и оглянулся: песчаная полоса тянулась вдоль берега моря, сколько хватало взгляда. Нет, значит, не годы, а дни, нет, даже минуты, каждая песчинка – минута. Он задумался. А может, секунда, прожитая человеком, каждым человеком земли. Давнишние секунды внизу, а свеженькие, новые – наверху. Секунда – песчинка, секунда – песчинка. Их гонит ветер, промывает волна, так же точно, как время гонит и прокручивает человека. Мир вбирает в себя то, что совершено в эти миги, несоизмеримо малые даже с одной человеческой жизнью, но всё же навечно остающиеся в мире. Остающиеся великими открытиями и малыми песчинками. Иначе нельзя. Время не может порваться, оно – бесконечная нить. Клад песка, песчинки, прислонённые одна к другой.

      Он сидел совершенно озадаченный этим неожиданным ощущением времени.

      Отпуск подходил к концу. Вернее сказать: закончился. Ещё два дня – и снова запрягайся на целый год. Два дня не в счёт – год пролетает, как неделя. Песчинки. Хорошо хоть не разучился думать. Одичал здесь совсем.

      – Вик, одичали мы?

      – Одичали, Серёга! Пора домой подаваться! Ну его, этот отдых.

      – Послушай, а как насчёт кареты?

      – Проводнику пятёрка – спишь в его купе, только не платишь за постель и имеешь три матраца!

      – Порядок. Ставлю ему ещё полдюжины пива. Курортники за билетами – как в войну за хлебом.

      – Помнишь?

      – Отец говорил.

      – Серёга, кто нас встретит?

      – Намёк понял. Её нет в Москве. На практике.

      – Ясно. Погуляем на свободе.

      – Не обижался и раньше.

      – Возможно. Но не было потребности.

      – Не стоит об этом. Ты моё мнение знаешь. Я не могу сказать тебе ничего нового. Бесполезно. Жизнь. Песчинки.

      – Ты к чему? – удивился Виктор.

      – Посмотри, сколько песка! Не то что годы – секунды. Понимаешь?

      – Смутно.

      – Не все же оставляют глыбы, в основном песчинки. Да и глыбы со временем превращаются в песчинки – ветер, солнце, понимаешь? Да, в каждой глыбе и есть одна главная песчинка.

      – Теплее.

      – Песчинка – секунда. Но возможно: секунда – глыба, а потом, через двести лет,