Алгол. Роман. Михаил Садовский

не обращай внимания, если прав, всего не угадаешь заранее. Может, в этом и прелесть, а то бы заскучали. Методика эта верная, сам с ней возился. Возьми мою диссертацию, посмотри, может, пригодится там что-нибудь.

      – Разве?..

      – Да, грешен!..

      Сергей рассмеялся.

      На следующий день Валька устроил допрос Сергею:

      – Ну, как? – спросил он вместо «здравствуй» и дальше потребовал всё «в лицах и с подробностями». – Сергей, а это очень сложно? Расскажи, может, я что и уловлю?

      Сергей рисовал на обороте диаграммной ленты графики и объяснял Вальке. Показывал тут же на приборах, на стенде и снова чертил. Ему уже виделось всё это не на бумаге, а в деле.

      – А ты знаешь, почему она тебе не захочет поверить? – спросил Валька без перехода.

      – Ну, почему, философ?

      – Она боится твоей силы и никогда этого не признает, вот почему.

      Сергей пожал плечами.

      – Ты вроде куришь по малолетству и по глупости, дай-ка одну!

      – Вот и пригодилось, а ты говорил, бросать надо!

      Сергей и Валька сидели и молча курили. Потом Сергей рывком встал и загремел каблуками по металлической лестнице.

      Они думали одинаково, но не знали об этом, Сергей был уверен, что чем скорее они возьмутся за новую методику, тем лучше, можно даже успеть до Нового года получить необходимые результаты. Вера Николаевна тоже чувствовала, что надо переходить на новую методику, но оттягивала этот момент всеми силами. Ей было неловко перед сотрудниками, что она столько времени потратила зря, хотя она понимала, что без этого потраченного времени не было бы теперь ясности. Казалось, что теперь и её подчинённые чувствуют её неуверенность. А ещё казалось, что они осуждающе смотрят ей вслед. Она знала, какое недовольство вызовет у начальства её затея перейти на другую методику… Она всё это знала, и всё это не было главным. Главным было то, что она никак не могла решиться оторваться от всего этого привычного, обсосанного и ринуться в какие-то дебри. Искать, а найдёт ли, и где взять столько времени, а что в это время будут делать её подчинённые? Ведь ходила, просила людей! Дали людей, а они, оказывается, теперь ей вовсе не нужны. Ей было неловко, стыдно непонятно чего, хотелось всё бросить, спрятаться за кого-то сильного, как это случалось раньше. Она будто потеряла себя. Ей уже не доставляло удовольствия прийти, как прежде, пораньше утром на стенд, когда в лаборатории ещё никого нет. Открыть стол и щёткой смести невидимую пыль с приборов, потом включить их и, когда засветятся все лампочки, отойти подальше, полюбоваться. В этот момент она испытывала какую-то детскую радость праздничной игры, будто стояла перед ёлкой и смотрела на разноцветные огоньки.

      Потом она брала в руки журнал и ровным красивым почерком вписывала число в следующую за вчерашней строку испытаний. Ей представлялось, будто она волшебник, фокусник и делает какие-то только ей понятные движения, чтобы получилось неожиданно для всех прекрасное и необходимое. И её наполняла